Возьми меня с собой

Лера подождала немного, рассчитывая, что водительница все же возобновит разговор об оплате проезда, но та будто бы совсем забыла о пассажирке. Тогда Лера слегка расслабилась, откинувшись на сиденье, и прикрыла глаза.

Сразу перед ней встало лицо Натальи, страшное окровавленное с одной стороны и неестественно белое с другой, с темными, полными страдания глазами. Боже мой, и ей Лера доверяла Машку, считая старшую сестру самым спокойным, уравновешенным и надежным человеком в отделении!

Если бы только она мола знать, что первое впечатление о Наталье тогда, на балконе, окажется самым правильным, самым точным.

Бедная Настя! Вот, значит, что она хотела рассказать Лере: что назначение в карте поддельное и подделала его Наталья! Она вовсе не собиралась признаваться в своей преступной связи с Максимовым, потому что этой связи не было. Несчастная девочка просто, себе на беду, зашла в ординаторскую и увидела там то, чего ей видеть не полагалось: склонившуюся над картами старшую сестру.

Вот отчего Настя бегала от Леры после той жуткой ночи, вот почему выглядела испуганной и подавленной — не могла решить, как поступить, не смела поверить своей чудовищной догадке. А Лера считала ее предательницей, обвиняла во всем случившемся!

Сейчас, вспоминая в деталях прошедшие месяцы работы в отделении, сопоставляя одни с другими разные факты, Лера не переставала удивляться себе. Как она могла оказаться такой слепой и доверчивой, не видеть, не замечать того, что творится вокруг нее? Как умудрилась безоговорочно поверить Максимову дважды: в первый раз, когда он обвинил ее в ошибочном назначении, и второй — когда тот сообщил, что Андрей якобы собирается писать на нее жалобу? Ведь все было так ясно, так недвусмысленно — шеф не особенно и старался, просто поймал Леру на удочку, как глупую рыбешку.

В ушах у Леры отчетливо звучали слова Натальи, сказанные едва слышным, прерывающимся голосом: «Он… везде успел. Ему наклепал на тебя, тебе… на него».

Да, шеф успел везде. Он не учел одного: того, что его подведет надежный, проверенный тыл. Много лет живя лишь собой, своими страстями и желаниями, Максимов не заметил, как рядом страдает и мучается человек, для которого он стал центром вселенной, смыслом жизни.

Ушел этот смысл — а с ними все то, что делало Наталью разумной и осмотрительной. Привыкшая убивать в угоду любимому, она продолжила убивать, теперь уже вопреки ему, бессмысленно, повинуясь лишь одной себе понятным, спонтанным решениям.

Строгая, годами наработанная логика Максимова пошла насмарку. Запущенный им самим смертоносный механизм обернулся против своего хозяина и поглотил его, как взбунтовавшийся робот уничтожает своего создателя. Но ей, Лере от этого не легче…

Она приподняла веки. Из динамика на всю мощность неслось:

Ты беременна, ты беременна, ты беременна, на-на-на-на,
Но это временно, это временно, это временно, на-на-на-на.

Девчонка покосилась на Леру и убавила громкость. Ловко крутя руль одной рукой, достала пачку сигарет, протянула Лере.

— Спасибо. — Та отрицательно помотала головой.

— А я покурю, не возражаешь? — поинтересовалась девица, плавно переходя на «ты».

— Нет, конечно.

Девушка закурила и, снова бросив на Леру, взгляд, спросила:

— Чего мрачная такая? Откуда едешь?

— Из больницы.

— Из Склифа, что ли?

Лера кивнула.

— Ясно, — проговорила девчонка сочувственно и стряхнула пепел в пепельницу. — И что там стряслось?

— Человек разбился на машине.

— Откачали?

— Нет.

— Твой друг? — тихо спросила девушка, перестав наконец кивать в такт тихой музыке.

Лера помолчала, потом пожала плечами:

— Нет. Скорее… враг.

— Враг? — Поклонница Орейро округлила густо обведенные синим глаза. — Чего ж ты страдаешь?

Лера вдруг с удивлением обнаружила, что не может ответить девочке на ее вопрос. В самом деле, она должна бы радоваться, торжествовать победу. Оба человека, ловко опутавшие ее сетями лжи, сломавшие ее любовь, заставившие так страдать, мертвы. Судьба воздала им за их злодеяния, а особенно Наталье, успевшей с неумолимой ясностью осознать, что она своими руками погубила любимого человека. Но почему-то Лере нисколько не радостно от этого, наоборот, на душе черно, так черно и тоскливо, как, пожалуй, не было ни разу за все это время.

— Я… не знала, что она мне враг, — попыталась объяснить Лера свои мысли, — я думала, она мой друг. До недавнего момента.

— А-а, — протянула девчонка, и видно было, что она ничего не поняла, просто из деликатности не продолжает этот неприятный для Леры разговор.

Лера снова закрыла глаза. Машину мягко покачивало, в приоткрытое окно задувал холодный ветер.

Какие теперь могут быть у Леры счеты с Натальей? Конечно, она никогда не простит ей Настину смерть, как не простит то, что по ее вине едва не погиб Андрей. Но ведь Наталья творила все свои злодеяния не ради корысти, как Максимов, а лишь повинуясь любви, пусть непомерной, уродливой, слепой, но любви.