Я больше не могу, мне очень тяжело,Неровно мы наш подвиг поделили.Могу тебе сказать: «О друг мой: или — или!»,Но наше будущее хрупко, как стекло.Слова последние останутся за мною,Мне не страшна грядущей дали мгла.Но миг сегодняшний, жалею, не моглаСказаться ни усталой, ни больною,Чтоб вновь в бессвязных мыслях отойтиОт будней призрачных, таких уже неблизких,И видеть зной в луны и солнца дисках,Что льется мне на сонные пути.В пещере маленькой, где праздничные ясли,Не сковывают и не тают льды,Идем по кругу медленной звезды,Пока мы оба к жизни не погасли!13 марта 1922
«Как мало слов, и вместе с тем как много…»
Как мало слов, и вместе с тем как много,Как тяжела и радостна тоска…Прожить и высохнуть, и с лёгкостью листкаПоблекшего скользнуть на пыльную дорогу.Как мало слов, чтоб передать точнееОттенки тонкие, движенье и покой,Иль вечер описать, хотя бы вот такой:В молчании когда окно синеет,Мятущаяся тишь любимых мною комнат,А мерный звук — стекает с крыш вода…Те счастье мне вернули навсегда,Что обо мне не молятся, но помнят.13 марта 1922
«Сегодня шел такой пушистый снег…»
Сегодня шел такой пушистый снег,Как иногда в июльский полдень снится…Сегодня я подрезала ресницы…Когда поляну солнца пересекПолет ворон, раздался оклик резкий,Ворвался вдруг в открытое окно…И крылья птиц любить мне сужденоИз-за надувшейся, как парус, занавески.Как мало видела я непохожих лиц,Несходство все нарочно прикрывали…Глаза людей — старинные эмалиПод крыльями трепещущих ресниц.Сегодня оттепель, и, падая, снег таял…Стояли черными деревья и кусты,Дрожали мысли бледны и пусты,И, каркая, неслась воронья стая.Позволь стоять в окошке и мечтатьО жизни радостной, сокрытой в глупых птицах,Забыть о неподрезанных ресницахИ воздух мартовский медлительно вдыхать.Март 1922
«Ты прав…»
Ты прав…Я иногда пишу над печкой яркойТобой или другим навеянные строки,А вечер тянется, прекрасно-одинокий…Не ожидая от судьбы подарка,Ношу в себе приливы и отливы —Горю и гасну там, на дне глубоком.Встречаю жадным и смущенным окомТвой взгляд доверчивый и радостно-пытливый.И если снова молодым испугомЯ кончу лёт на черном дне колодца,Пусть сердце темное, открытое забьетсяТобой, любимым, но далеким другом.Март 1922