Я понял, что мои слова ее задели. Грудь для Нины была не только чувствительной частью тела, но еще и чувствительной темой. Что до меня, то я воспринимал ее грудь чисто по-мужски: она вызывала во мне трепет, будила желание, я с удивлением наблюдал за ее изменениями в зависимости от цикла и мечтал, что она на веки вечные останется такой, как сейчас, хотя, конечно, понимал, что этому не бывать. Когда Нина примеряла бюстгальтеры, я пытался угадать, какой у нее сейчас размер чашечек — С или D, а когда прикидывала, не пора ли отказаться от гормональных контрацептивов, я сначала спрашивал, как это скажется на ее груди, и только потом — как это поможет избежать рисков для здоровья, которые и заставляли Нину сомневаться. Неудивительно, что разговор про отмену контрацептивов бесил ее особенно.
Вернулась Нина примерно через час — я услышал, как в прихожей она сбросила с ног туфли. Когда она вошла в комнату, я сразу заметил, что ее настроение лучше не стало.
— Ты нашла, что хотела?
В ответ она покачала головой.
Пока Нины не было, я начал паковать чемодан, поэтому диван оказался завален моей одеждой. Нина сгребла ее в кучу и уселась с книжкой рядом.
— Ты не знаешь, там выдают полотенца или нужно брать свои?
Я всегда так поступал во время конфликтов: упрямо делал вид, что ничего не произошло, пока для этого существовала хоть малейшая возможность.
— Не знаю, — ответила Нина, даже не взглянув на меня.
— А ты не будешь складывать вещи?
— Потом.
Я собирал чемодан, и во мне постепенно копилась злость. Нам завтра ехать в Тоскану, а она тут устраивает сцены из-за какого-то пустяка! Ведь я же просто пошутил!
— Какой ты хочешь взять крем от солнца?
— Я свой потом положу.
— Ну зачем нам брать два крема?
— Тогда не парься.
Я сел рядом с ней на диван и взял ее за руку. Нина, перестав читать, отвернулась. Ссорились мы редко, но уж если ссорились, то всегда происходило одно и то же: Нина застывала, замыкалась в себе, и я буквально выдалбливал из нее слова, точно куски льда.
— Меня уже достали твои идиотские комментарии! — выпалила она наконец. — Иногда твое отношение меня просто поражает. Вообще-то я иронизировала над дядей. Едет в Тоскану, чтобы полюбоваться на чьи-то сиськи! А ты реагируешь в его же духе — дескать, давай тоже сходим на них поглазеть!
Нина резко встала с дивана и принесла из кладовки свой чемодан. Шлепнув его об пол, она стала бросать в него вещи.
— Ты можешь на меня хотя бы посмотреть, чтобы я мог перед тобой извиниться?
Нина подняла на меня взгляд, но тут же стремительно отвела его. Помимо Барбареллы и других персонажей, которые лишь иногда вступали в игру, внутри Нины сидела та, кого я называл Снежной Королевой. Каждый раз, когда доходило до ссоры, ее словно пожирал колючий холод, делавший ее несгибаемой, точно замороженной. Она явно не нуждалась ни в каком примирении, и это приводило меня в безумное отчаяние. Во время ссор Нина верила только охватившим ее чувствам.
Следующие несколько часов мы осторожно обходили друг друга стороной, но вечером столкнулись в ванной. Я, как всегда, посмотрел на нее в зеркало, но она опять быстро отвела глаза.
В тот момент во мне что-то лопнуло. Я что, прокаженный, от которого можно заразиться через один-единственный взгляд?
Я был сыт всем этим по горло. Я размахнулся, чтобы ударить ее, но в последнюю секунду направил руку на держатель для полотенец. Сорвав их на пол, я выломал держатель из стены и швырнул его в ванну.
— Твою мать! — заорал я. — Ты долго еще собираешься не смотреть на меня?
Нина бросила на меня изумленный взгляд. Я пулей вылетел из ванной, рухнул на ковер и стал колотить по нему кулаками.
А потом истерично разрыдался.
Именно так я поступал в детстве, когда родители ругались, запершись в ванной, и я не был уверен, что они выйдут оттуда живыми.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем в комнате появилась Нина. Поглядев, как я извиваюсь на полу, она осторожно, словно над раненым зверем, который может укусить, наклонилась надо мной и, увидев, что я уже не опасен, попыталась меня унять. Слезы вперемешку с соплями текли у меня по подбородку, и Нина потрясенно подавала мне один бумажный платок за другим.
Скорее всего как раз тогда было самое время признать, что мы — это не только то, что нам в себе нравится. Мы могли бы позвать своих демонов к столу и разделить с ними трапезу. Но нас слишком часто считали образцовой парой, и мы позволили себе впасть в сладкое беспамятство.
Именно тогда и началась наша настоящая жизнь на Буги-стрит.