Возможности любовного романа

Поезд остановился на вокзале в Колине. Мужчина поднялся в самый последний момент, едва не проехав свою станцию. За все это время он ни разу не взглянул на меня. Все это время я не сводил с него глаз.

Спускаясь в подземный переход, он продолжал говорить по телефону.

еще одно примечание автора

Если однажды невыносимо жарким днем перемолоть окровавленное мясо собственной жизни лопастями настольного вентилятора, а потом с интересом разглядывать на стенах абстрактно-экспрессионистские полотна своей судьбы — это нарциссизм или акт освобождения? Каждый, кто пишет о себе, рано или поздно обязательно осознает, что человеческая жизнь — это тоже литература, правда, несколько спонтанная. Давно пора признать: жизнь — это роман по мотивам вымышленных событий, ненадолго ставших реальностью только благодаря нашему упрямству.

Буги-стрит

Давайте опять на какое-то время притворимся, будто жизнь можно рассказать.

Вернувшись из Кракова, Нина принялась догрызать гранит науки в Оломоуце. Она писала дипломную работу о нереализованных сценариях Павла Юрачека, а я, снова уехав в Высочину, заканчивал там свой роман. Мы перемещались по треугольнику «Брно — Оломоуц — Поличка», проводя выходные в режиме «все включено». Постепенно выходные распространились и на соседние рабочие дни, и в итоге в начале лета Нина переехала ко мне в Патрицианскую виллу. Вещей у нее было мало: одежда, книги, кое-какая посуда и косметика. Она все еще находилась в том возрасте, когда живешь налегке.

Я освободил для нее полки в шкафах и на стеллаже; в ванной поселились ее кремы для чувствительной кожи, флаконы с туалетной водой, шампуни, тампоны и тушь для ресниц.

В первый же день, ближе к вечеру, мы отправились в «ИКЕЮ». Нужно было купить кровать и двуспальное одеяло. Мы бродили по отделу «Спальни и гардеробы» в поисках чего-то раскладного: в Патрицианской вилле мы занимали только одну комнату, к тому же совмещенную с кухней, и место приходилось экономить. Это, по сути, был всего-навсего немного улучшенный вариант студенческого жилья — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Над кухонной столешницей висел график уборки, который мало кто соблюдал, а в холодильнике плесневели продукты, на которые никто не претендовал.

— Давай перекусим, — предложила Нина, когда мы проверяли матрас на жесткость: ноги на пластиковых подложках, над головой вентиляционные трубы. — Не понимаю, почему здесь так быстро устаешь.

Мы встали с разложенного дивана и направились в ресторан. Длинная очередь послушно петляла между ограждений, устремляясь к ломтикам розового лосося, охлажденным салатам, закрытым прозрачной пленкой, и блюдцам с десертами. Нина взяла греческий салат и кусок миндального торта, а я попросил овощные фрикадельки с булгуром. Захватив в придачу на кассе бездонную чашку и бездонный стакан, мы пошли искать столик в дальней части ресторана и в итоге сели возле огромного окна, откуда открывался вид на парковку перед торговым центром, заполненную машинами, и на проходящую за ней трассу.

Уже смеркалось, краски кузовов тускнели.

— А нам обязательно покупать диван именно сегодня? — спросила с сомнением в голосе Нина, подперев подбородок ладонью.

— Ты что, хочешь ехать сюда еще раз? Последний диван был вроде ничего.

— А он у нас там влезет?

— Впритык. В крайнем случае его можно будет вернуть.

— И тогда нам все равно придется ехать сюда еще раз, — ответила Нина, стараясь подцепить оливку, которая была явно недовольна происходящим и поэтому поспешно закатилась под лист салата. — Может, глянем в интернете на футоны?

— Скупой платит дважды, — сообщил я. — К тому же доставку надо будет ждать три недели, а этот диван мы можем увезти прямо сейчас.

— И ты его сразу соберешь? — торговалась Нина.

— Попробую. Но если в инструкции будут нарисованы два человечка, мне понадобится твоя помощь, — подмигнул я. — Еще по кофе и брусничному соку?

— Только разбавь сок содовой.

Я сходил к автомату и нацедил нам горючего. На обратном пути я увидел, что Нина задумчиво смотрит на рекламную башню, возвышавшуюся над парковкой, и рассеянно ковыряет ложечкой миндальный торт.

— Знаешь, что было бы по-настоящему печально? — спросила она, когда я сел за столик. — Если бы последний человек на Земле открыл какую-нибудь инструкцию, а там были нарисованы два человечка. Я бы, наверное, расплакалась.