Возможности любовного романа o

Раз уж я наконец взяла слово: я чувствовала себя избранной, но при этом не могла избавиться от мысли, что выгляди я иначе, он бы вообще не стал со мной встречаться. Нельзя сказать, что он меня не любил. Наоборот, я не знаю никого, кто любил бы так сильно. Но мне казалось, что больше всего он любил во мне то, в чем не было абсолютно никакой моей заслуги, – то, как я выгляжу, и еще то, что видел во мне только он, потому что видел это вообще во всех. А мне хотелось, чтобы меня любили за то, что во мне есть особенного, но именно это его, похоже, не слишком интересовало. Мне трудно объяснить точнее, у меня у самой несколько лет ушло на то, чтобы как-то устаканить все это в голове. Его интересовала только оболочка, и, как все мужчины романтического склада, он просто верил, что она так или иначе отражает глубинное содержание. Я бы могла ему подыграть, но считала это бессмысленным. И самое главное – у меня было чувство, что мое настоящее “я”, которое хочет, чтобы его оценили, остается где-то посередине.

Вот такие мысли проносились у меня в голове, пока электричка тащилась среди полей, набирая опоздание. Потом мы наконец пересекли шоссе с опущенными шлагбаумами, и поезд начал тормозить.

Яник встречал меня на вокзале, как всегда, в белой футболке – только их он и носил летом, как будто остальные цвета с мая по сентябрь были запрещены, – и я ненадолго спряталась к нему в охапку.

– А это что за волосок? – спросила я, когда высвободилась из объятий.

– Ай! Он вообще-то живой, – возмутился Яник, потому что я попыталась этот волосок убрать.

– Так он что же, через футболку пророс? Ну и силач.

– Конечно, рядом с тобой так лучше не говорить, но вообще-то у меня тоже есть грудь, – засмеялся он и забрал у меня сумку. – Как доехала?

– Хорошо, – ответила я. – Почти всю дорогу читала об Эстер Крумбаховой^[93]. Ты знаешь, что она работала с Яном Немецем? У меня в голове не укладывается: неужели кого-то могут звать точно так же, как тебя.

Это была правда: каждый раз, когда в универе произносили это имя, я вздрагивала и секунды три приходила в себя.

Дома мы отшвырнули мою сумку и кинулись друг другу в объятия, а потом отправились в “Арт-кафе”.

Яник как обычно заказал капучино, я – лунго. Мы сидели и оглядывались по сторонам – было понятно, что если мы все-таки снимем это помещение, надо будет в первую очередь очистить его от всего этого мещанского великолепия. Может, вы тоже такое замечали: все самое сомнительное с эстетической точки зрения появляется тогда, когда люди решают навести вокруг себя уют. Потолок в кофейне был сводчатый, но своды изуродованы картинами, на которых вовсю полыхала какая-то эзотерическая война цветов; пол был выложен травертиновой плиткой, которая уже повытерлась, но все равно выглядела в сто раз лучше, чем ковер, как мог ее закрывавший и, видимо, постеленный для тепла. А еще там было несколько кресел с деревянными подлокотниками, неплохо сохранившихся, и столы, тоже из шестидесятых. Зато у стены стояло недавно отреставрированное пианино времен Первой республики, которое нам обоим сразу понравилось.

– Вы его тоже продаете? – спросил Яник у хозяйки заведения.

– Двадцать тысяч – и оно ваше, – ответила она. – Ну а насчет прочей мебели мы с вами договоримся.

– Нам нужно еще раз все взвесить, – встряла я в разговор: мне показалось, что она считает вопрос решенным.

– Значит, ты еще не все взвесила? – спросил у меня Яник, когда хозяйка отошла за барную стойку.

– Ян, я думала об этом, – ответила я. – Боюсь, что мы здесь помрем со скуки. Я, в отличие от тебя, выросла в маленьком городе и совершенно не хотела бы открывать там кофейню. Вряд ли Поличка чем-то лучше.

А потом я извлекла еще один козырь:

– И вообще, где ты будешь писать, если мы тут поселимся?

В Поличку Яник ездил прежде всего для того, чтобы спокойно заниматься писательством.

– Ну, я же осенью еду по стипендии в Братиславу.

– Вот именно. Сейчас конец мая. Где-то в середине июня мы могли бы начать ремонт. На это уйдет как минимум месяц, значит, откроемся мы в середине лета. А в сентябре ты уедешь. Как-то по-дурацки все получается.

– Нет, наоборот, отлично все получается, – возразил он. – С середины июня мы свободны и можем вплотную заняться кофейней. Мы вместе все подготовим, я побуду с тобой еще месяц, пока бизнес налаживается, а потом это уже будет твоя работа. А я поеду в Братиславу и стану писать. У тебя будет своя кофейня, у тебя наконец-то появится свое дело – ты же всегда этого хотела.

Тут я не выдержала:

– Только я останусь одна в маленьком городе, а этого я никогда не хотела!

– Я буду к тебе приезжать, – сказал он. – К тому же ты всегда так легко знакомишься…

Значит, вот на что он рассчитывал.