— Ну конечно! Я всегда верю людям. Я до сих пор думаю, что это так. Возможно, он велел охране не пропускать тебя, желая защитить меня. Зная, какую боль ты мне причинил, вполне логично, оградить меня от встреч с тобой.
— И поэтому он предоставил охране фотографии меня, Рона и даже Криса, которые ему слила Келли. А тебе запретил общаться с Эшли, чтобы ты не узнала от нее правду о наличии брата-близнеца. Пойми, Диана, он был в курсе этого, но не хотел, чтобы ты узнала о нем, — кивнул в сторону Рона
— Джон мне не запрещал общаться с Эшли.
— Перестань называть его Джоном!
— Миллер ничего не запрещал! Все номера контактов, остались в телефоне, от которого он предложил избавиться. А на память я знала только номер своей мамы.
— И ты не находишь странным то, что детализация звонков с твоего старого номера не показал ни входящих ни исходящих номеров твоих родителей и родственников? Ты порвала родственные узы, дорогая, как приобрела этот номер?
— Не-е-ет! — ошарашено ответила я.
— Тогда кто-то удалил все данные этих звонков. А Миллер вполне мог это сделать. Думаю, у него есть такие возможности.
— Ну, хорошо, — я уже не знала, что и думать о Джоне, — я не понимаю одного, зачем надо было меня похищать? Хорошо, вы пробрались в дом, зашли в мою комнату. Почему не сказали мне там, в этой комнате все это? Обязательно надо было усыплять и портить мне волосы?
— Ну, нам захотелось поиграть в бандитов, — Рон, как всегда в своем репертуаре.
— В крутых бандитов, — поправляет его Мэтт.
— Да, точно, в крутых бандитов, — соглашается тот. — Детка, времени не было, да и никогда не предугадаешь, как баба себя поведет. Проще было усыпить и на плечо. А потом уже все объяснять.
— Этот Миллер, мать его, приказал стрелять на поражение в каждого, кто нарушит границы его частной собственности. В таких случаях законы штата Калифорния полностью оправдывают владельцев. Он и сейчас может нас спокойно засудить за проникновение на его территорию.
— А еще нам грозит срок за похищение повара и официанта, — невозмутимо добавил Рон.
— Вы ненормальные?!
— А что нам оставалось делать? Мы, конечно, просили их, даже умоляли передать тебе записку, где я тебе объясняю про своего брата-близнеца.
— Но они оказались такими вредными, что даже не жалко было их убивать.
Эти двое решили довести меня до инфаркта. По их ухмылкам, я поняла, что все сказанное — ложь.
— Я когда-нибудь услышу от вас чистейшую правду?
— С твоего телефона я сообщил Миллеру, что ты уходишь от него из-за его назойливых ухаживаний. Он уже понял, что ты покинула особняк забравшись в фургон с ресторана. Официант оказался славным пареньком, согласился помочь нам…
— Не бесплатно, — уточняет Рон.
— С поваром пришлось повозиться. Принципиальный оказался хлыщ.
— Мы его кастрировали. Шучу!
— У него есть одна дикая страсть.
— Даа, он насилует животных. Шучу! Просто забивает крыс и выдает их мясо за рыбу или курицу.
У меня от слов Рона сработал рвотный рефлекс. Я схватила салфетку и всеми силами подавила его. Уж лучше бы носиловал.
— Это шутка! На твоем «романтическом» ужине, — сказал с упреком, показав кавычки, — была настоящая белуга, хотя этого гада не мешало скормить какой-нибудь дрянью. В общем повара мы прижали.
— Прижали?
— Да, оказалось, этот пройдоха снимает проституток и в пьяном угаре избивает их. В тот вечер он как раз этим и занимался. Вернее, он так думает. На самом деле, ни во время твоего «романтического» — опять упрек, — ужина, ни после, ни одна проститутка не пострадала от его садистких наклонностей. Все было подстроено. Так что ему не выгодно утверждать, что он не был в доме Миллера.
— Тем более он этого не помнит. Ничего не помнит. Очнулся, а рядом труп. Шучу!
— Он уверен, что после вашего «романтического ужина», снял проститутку и избил ее. Она его уже простила, и даже память ему восстановила. Перед тем как впасть в горячку, он поделился с ней подробностями своей работы, особенно последнего вечера, во время которого обслуживал один «романтический» ужин при свечах.
— Ты меня теперь всю жизнь будешь попрекать этим ужином?
— А что мне делать? Забыть, как он смотрел на тебя? Прикасался к тебе, заливая уши до тошноты сладкими речами.
— Да, забыть! Понять, простить и забыть!
— Хорошо, Диана. Вот только запомни свои же слова! Возможно когда-нибудь их скажу я.
— Что ты этим хочешь сказать? — возмутилась я. — Я не никогда не прощу предательство. А я была уверена, что ты меня предал.
— И сразу же напросилась в дом к незнакомому мужчине? — его упрек был необоснованным.
— Я познакомилась с ним в тот же день, что и с тобой. Он с самого начала предлагал мне работу няни.
— Так, давайте без семейных разборок, мне своих хватает, если что, — Рон встрял в нашу битву, которая была не только словесной, но и взглядов.
— Запомни, Диана, в любой ситуации, какой-бы страшной и правдивой она тебе не казалась, ты делишься со мной, спрашиваешь у меня. Не делаешь сама выводов и не бежишь через всю страну, сломя голову.
— Диана, если увидишь его с другой бабой, запомни, это я. А если с мужиком, то это он.