Вознесенная грехом

– Почему два пирсинга на моем члене заставляют тебя нервничать? – спросил Мэддокс, но в его голосе появился новый, более глубокий тембр.

Я пожала плечами.

– Не они.

Он ухмыльнулся, словно видел меня насквозь. Все в Мэддоксе заставляло меня нервничать.

– Ложись в постель, принцесса.

Ему всегда удавалось сделать так, чтобы это слово звучало, как худшее оскорбление в мире, которое только можно себе представить.

Пытаясь скрыть страх, я села на самый край кровати, касаясь ногами пола. Постельное белье пахло свежестью, а не сигаретным дымом или по́том. Скорее всего, Мэддокс обычно курил с открытым окном и просто не хотел меня раздражать.

Он бросил на меня наполовину удивленный, наполовину раздраженный взгляд.

– Простыни чистые, как я и сказал, не переживай.

– Я не насчет этого переживаю.

Он кивнул, прищурил глаза, задумавшись.

– Тогда насчет чего?

– Разве не очевидно? Я не в восторге от того, что буду спать рядом со своим похитителем без охраны.

Мэддокс указал на свою грудь.

– Я – твоя охрана, и тебя уж точно не надо защищать от меня. Твоя киска в безопасности.

Я стиснула зубы и наконец легла на кровать. Она была намного жестче, чем та, к которой я привыкла, но после конуры ощущалась, как мягкое облако.

Мэддокс докурил, но все равно продолжил стоять перед окном, смотря вдаль. Буквы «Мотоклуб “Тартар”» покрывали его спину от одного плеча до другого, а под ними был череп, извергающий пламя, точно такой же, как и на его груди.

– Почему черепа?

Мэддокс посмотрел на свою грудь.

– У моего отца была такая же татуировка. Я не так уж много помню о нем. Всякий раз, когда пытаюсь вспомнить, как он выглядел, вижу перед собой кровавое месиво, в которое превратил его твой отец. Это тату – все, что осталось в памяти.

Я сглотнула.

– Я сожалею о том, что сделал мой отец.

Он кивнул, внимательно наблюдая за мной.

– Это не тебе стоит извиняться, и сомневаюсь, что твой старик когда-либо произнесет эти слова.

Вряд ли он это сделает.

Я отвернулась от слишком пристального взгляда Мэддокса и продолжила осматривать остальные татуировки. Слова «Ни о чем не сожалею» украшали его левое предплечье.

– Ты сожалеешь только о том, чего не сделал, – пробормотала я. Эту цитату я однажды прочитала в мотивационном посте в «Инстаграме», и она тронула меня до глубины души.

Мэддокс растерянно смотрел на меня, пока я не указала на татуировку. Он криво улыбнулся.

– А о чем не сделанном сожалеешь ты?

Список был длинным, но мне не хотелось обсуждать его с Мэддоксом. Я отвела взгляд от него и уставилась в потолок. Вентилятор медленно вращался, гипнотизируя.

– Ни о чем.

Мэддокс рассмеялся, и у меня внутри все перевернулось. Он встал у кровати, возвышаясь надо мной, по-прежнему одетый в одни боксеры.

– Я тебе не верю. Уверен, есть куча вещей, которые ты хочешь сделать, но не можешь, потому что твой старик с тобой нянчится.

Я ничего не ответила. Мэддокс опустился на противоположную сторону кровати, и я сжала руки в кулаки.

– Не пытайся задушить меня, пока я сплю. Будешь чудить, я лично отдам тебя Коди.

Я кивнула, не доверяя собственному голосу. Меня бросило в жар, когда Мэддокс растянулся рядом. Его кровать была слишком мала для двух человек, которые не состояли в отношениях. Наши руки почти соприкасались. Едва ли можно было сосчитать ничтожные сантиметры, разделяющие нас. Я положила руки на живот, чтобы между нами появилось больше пространства.

– Для той, кто флиртовал со мной в конуре, сейчас ты ужасно тихая, – пошутил Мэддокс, развернувшись ко мне лицом.

Я повернула голову в его сторону. Несмотря на нашу близость, я и наполовину не была так напугана, как следовало бы. Если я хотела, чтобы мой план сработал, то должна была флиртовать с ним сейчас, но тогда мне точно пришлось бы выйти из зоны своего комфорта.

– Я думала, ты хочешь спать.

– Хочу, – сказал Мэддокс, но его глаза говорили о чем-то еще. Я сглотнула, когда он, наконец, отвернулся и погасил свет.

Слушая его дыхание и цепляясь за сознание, я надеялась, что он заснет раньше меня. Но я знала, что он не спит. Думала о том, что же не давало ему уснуть. Это не могло быть беспокойство за свою жизнь. Может, он представлял себе все те вещи, которые мог бы сделать со мной. Мой пульс участился. И не только из-за волнения.

Глава 10

Марселла

Проснувшись на следующее утро, я резко встала, оглядываясь по сторонам. Мэддокс сидел на подоконнике. Он встретился со мной взглядом, и на его щеке появилась ямочка.

– Вот видишь, ты все еще жива.

Я прочистила горло и пригладила волосы, чувствуя себя уязвимой, зная, что Мэддокс видел меня спящей. Это было что-то очень личное, и никто, кроме моей семьи, не видел меня такой. Солнце только что взошло, но Мэддокс выглядел так, словно уже давно проснулся.

– Почему ты не спишь?

Мэддокс пожал плечами.

– Ты заняла слишком много места.