– Ты защищаешь Семью, даже несмотря на то, что они смотрят на тебя свысока. Однажды я стану президентом своего клуба, а ты всегда будешь просто женой мафиози. Твое слово ничего не значит среди мафии. А ты не похожа на девушку, которой нравится сидеть сложа руки и ничего не делать.
– Кто сказал, что я не собираюсь ничем заниматься?
– Ты не сможешь стать главой нью-йоркской Семьи, как твой отец.
– Мой брат станет доном.
– И тебя не злит то, что твой брат станет доном, хотя старшая ты?
Иногда я размышляла о том, что бы сделала, став доном, но на самом деле я никогда не считала это возможным.
– А у вас женщин допускают в клуб?
– Конечно, разве ты не видела их?
Я закатила глаза.
– Не для развлечения или передачи их по кругу. Я имею в виду, в качестве членов клуба.
– Нет, это против правил.
– Значит, если бы у тебя была старшая сестра, она не смогла бы вмешиваться в дела клуба?
Мэддокс нахмурился.
– Ну хорошо, и клуб, и мафия не допускают женщин. Но ты выглядишь как девушка, которая привыкла получать все, что пожелает. Наверное, нелегко быть на втором месте и даже ниже. Твои слова не имеют значения в Семье. Если ты выйдешь замуж за какого-нибудь напыщенного итальянского мафиози, он займет высокое положение в клане, а ты сможешь растить его детей и отсасывать ему, когда он будет возвращаться домой после тяжелого рабочего дня.
– Отсасывать? – повторила я с отвращением, скривив губы, тогда как жар прилил к моей шее из-за неловкости ситуации.
Мэддокс толкнул языком щеку, показывая слишком очевидный жест.
– Это отвратительно.
– Отсасывание или моя интерпретация его?
– И то, и другое, – пробормотала я.
– Только не говори мне, что за два года отношений ты ни разу не отсасывала этому жалкому идиоту. А я-то все думал, почему он выглядел таким измученным. Я бы тоже был таким, если бы мне давно не отсасывали чертовски хорошо и долго.
– Прекрати повторять это слово, – пробормотала я. Мне никогда не хотелось удовлетворять Джованни орально, и ему бы в голову не пришло попросить меня об этом. За все время отношений он никогда и близко не подпускал меня к своей ширинке. – Все, этот разговор окончен.
– Я заставляю тебя чувствовать себя неловко? – спросил Мэддокс, явно довольный собой.
Он заставлял меня чувствовать себя неловко по разным причинам, ни одну из которых, я не стала бы обсуждать с ним, особенно теперь, когда делила с ним постель.
В этом и заключался мой план, но следовать ему оказалось сложнее.
Мэддокс наблюдал за мной, и мои ладони вспотели. Мое тело никогда не реагировало так на чье-то присутствие. Обычно я заставляла людей нервничать, а не наоборот.
– Зачем прокалывать свои гениталии? – выпалила я, желая прервать неловкое молчание.
От ответной улыбки Мэддокса меня еще сильнее бросило в жар.
– Чтобы получать больше удовольствия, и, что более важно, доставлять больше удовольствия.
Мои мысли зашли слишком далеко. Мы с Мэддоксом смотрели друг другу в глаза, затем он покачал головой, ухмыльнувшись, и перевернулся на спину.
– Ложись спать, пока мы оба не сделали то, о чем, возможно, пожалеем.
– Сомневаюсь, что ты пожалел бы об этом, – сказала я.
Мэддокс прикрыл глаза с язвительной улыбкой.
– Не пожалел бы.
Его откровенность потрясла меня. Мои глаза скользнули по его груди, которая не была прикрыта простыней.
– А ты бы пожалела? – в итоге спросил он.
– Определенно да, – ответила я. Даже не хотелось думать о том потоке дерьма, которым облили бы меня в социальных сетях, если бы стало известно, что я переспала с байкером, пусть и ради собственного спасения. В наших кругах за такое женщин осуждали в мгновение ока. А моя семья? Отец бы точно потерял рассудок.
Мэддокс кивнул, его глаза по-прежнему были закрыты.
– Да. Ты бы определенно пожалела.
Мэддокс
Последние три ночи Марселла провела в моей кровати, и каждая последующая была мучительнее предыдущей. Я повсюду ощущал ее присутствие. Ночами я не мог сомкнуть глаз, лежа рядом с ней. Я почти не спал, сходя с ума от ее запаха и образов ее тела, прокручивающихся перед закрытыми глазами.
Часть меня надеялась, другая часть боялась, что Марселла набросится на меня, пусть даже лишь ради собственного спасения. Но до сих пор она сдерживалась. Несмотря на ее убийственное тело, она не привыкла заигрывать с мужчинами. Я не знал, было ли это из-за консервативного воспитания или потому, что она привыкла к мужчинам, бросающимся к ее ногам.
Я был не прочь сделать то же самое.
Некоторые девушки одевались в дорогую одежду и наносили тонну макияжа, чтобы выглядеть прилично, но Марселла в моих вещах и без макияжа была словно наваждение, затмившее их всех.
– О чем ты думаешь? – ни с того ни с сего спросила она.
– Разве такой вопрос ты задаешь своему жениху, когда он остается на ночь?
Она пожала плечами.
– Джованни никогда не оставался на ночь.
Я подумал, что у этого придурка и имя придурковатое, а затем мой мозг уловил ее слова.
– Почему?
– Мы придерживаемся наших ценностей, – ответила Белоснежка как ни в чем не бывало. – И я живу с родителями.