При постройке своих изб они довольствуются небольшим топором с прибавкою разве еще угломера, а вместо скобеля употребляют кривой крюк, каким в Германии мясники счищают и соскребают чурбан, на котором рубится мясо или готовятся колбасы. Этих орудий им, как и русским, стает на все, и избы их поспевают в самое короткое время. Двери в последних обычно так невысоки, что входящему надо очень низко наклоняться, и когда их отворяют, из избы валит такой дым и чад, что можно упасть в обморок или задохнуться; но жителям ни до этого, ни вообще до какой-нибудь чистоплотности нет ни малейшего дела.
Из всего сказанного легко себе представить, какой жалости достойны эти бедняки, когда промысл насылает на них голод, войну и повальные болезни, особливо же чуму.
В проезд мой этими краями к С.-Петербургу, я находил еще кое-кого по деревням; но на возвратном пути, на каких-нибудь 30, 40, 60 и более миль, уже не было ни одной живой души; все погибло и перемерло, и если бы царь, овладев Лифляндией, не устроил по дороге из Нарвы через Дерпт (теперь этот город — одна груда камней) до Риги, т. е. на расстоянии почти 100 миль, для собственного своего удобства и для порядочных путешественников, нескольких почтовых домов через каждые 3 или 6 миль, то проезжему в суровое зимнее время пришлось бы погибнуть от стужи и голода.
Война и моровая язва вконец разорили плодоносную и богатую Лифляндию и Курляндию. В деревнях почти не видать жителей, хлеб стоит на полях несжатый, скот разбрелся и съеден волками, дома в совершенном запустении; помещичьи имения и большие общины, в которых было по нескольку тысяч крестьян, так вымерли, что местами осталось не более трех, четырех или шести душ...
Упомяну также, что чума хотя доходила до Нарвы и, как говорят, до Копорья, однако в С.-Петербург не проникла; но так как и здесь недостаток продовольствия имел следствием большую смертность, то вывели заключение, будто бы в этом городе тоже чума, из-за чего были приняты разные меры предосторожности.
С умирающими из бедных классов здесь не много, впрочем, церемонятся: труп, завернув в рогожу, привяжут веревками к шесту и таким образом несут его два человека; лишь иногда везут на дровнях как мне самому случалось видеть совсем нагого на кладбище, гдe зарывают его в землю без всякого дальнейшего обряда».
Строительство Санкт-Петербурга было делом весьма непростым.
Москва являлась деревянным городом, Петербург должен быть каменным, и в сентябре 1714 г. появляется указ «О воспрещении на несколько лет возводить во всем государстве каменное строение, так как в Петербурге трудно достать каменщиков и мастеров каменного дела». Для того, чтобы Петербург мог застроиться каменными постройками, прекращается на ряд лет, причем не указывается на сколько же лет, каменное строительство во всем государстве — принимается мера небывалая; но она все-таки не вполне достигает своей цели, в Петербурге много деревянных построек. Тогда издаются два взаимно дополняющих распоряжения — первое о том, чтобы строились мазанки, т. е. особые постройки из глины, если и не каменные, то походящие на каменные. Но мазанковые постройки пригодны к южному климату, а никак не к сырому петербугскому это обстоятельство не принимается в расчет, важно сохранить идею каменного строительства. Далее приказывается деревянные постройки обшивать тесом, а последний раскрашивать под кирпич. Пусть хоть внешний вид будет каменный, пусть это будет маскарад, но все же город не будет походить на старозаветную, узкую, с тысячами переулочков, закоулочков, бревенчатую Москву.
Стремление к новому строительству было сильно у Петра I, но в то же время были сильны и традиции прошлого. По этим традициям город составлялся из слободок, в которых жили люди, соединенные или по национальностям, или по роду занятий. Этот принцип Петр отчасти положил и в основание своего строительства Петербурга.
Но где же конкретно его следовало строить?