– А я помню? Где-то выбросила, я ведь убивать не приучена, выстрелю, а потом все словно в тумане, ничего не соображаю.
– А сколько раз вы стреляли в каждого?
– Не помню, раза два. три.
– Заказчики вам известны?
– Откуда же, они меня по интернету находили.
– У вас на пенсионной карте лежат рубли в количестве, соответствующем двадцати тысячам долларов. Что, за других вам не платили или не было других? И зачем вы убили человека, который перед вами ничем не провинился?
– Это который, с конца улицы? Так его просили не запускать петарды, от них тоже полно пожаров происходит. Вон в Москве специальные площадки под это выделены, а он прямо возле дома.
– А в моего брата вы зачем стреляли? Не стреляли бы, он бы ничего и не вспомнил.
– Саш, ну разве плохо получилось, я его убивать не хотела, только думала напугать сильно. Он вроде даже пить бросил, в больнице полежал, подумал, может, теперь человеком станет. Я все же бывшая учительница, мне не безразлично, какими будут мои выпускники. У нас вон полдеревни мужиков, и большая часть из них пьет. А вы, полиция, будто и не видите, что с людьми происходит.
– Так у нас руки связаны, не имеем мы права на принудительное лечение отправлять. Отменили такой закон, демократия, чтоб ее…
– Нет, демократия – это хорошо, только надо такие законы придумать, чтоб свобода одного не посягала на свободу другого.
– Вот все ты, Клавдия Степановна, верно говоришь, а поступаешь… А, да что тут говорить, только воздух сотрясать. Ты так и не поняла ничего, лучше скажи, хоть я уже и спрашивал, легче тебе теперь стало?
– Дышать легче, воздух чище стал без них. А своих родных, ими убитых, я никогда не забуду, до самой смерти оплакивать стану.
Поняв, что переубедить женщину ему не удастся и разговор продолжать бессмысленно, Саша отправил задержанную в камеру и уселся ждать москвичей, которые должны были ее забрать. Через несколько часов приехала машина и увезла Клавдию Степановну в город. Теперь в участке было совсем тихо, начальник отправился в Сергиев-Посад знакомиться с архивными делами, он все еще надеялся раскрыть убийство Сергея своими силами. Для этого просил своего приятеля из Посадского УВД позволить ему посидеть в архиве. Саша искренне не понимал, что тот надеется найти, и считал, что майор просто делает «хорошую мину при плохой игре», или вообще использует рабочее время для решения своих дел. Но помалкивал на эту тему, поскольку очень хотел перейти в оперативный отдел из участковых. Вчера он окончательно решил подавать рапорт о переводе, а в делах деревни будет разбираться по мере надобности. Поэтому он на словах попросил Василия Ивановича подыскать замену не только погибшему Сергею, но и ему.
Вчера мне принесли фрукты, ягоды и мед, а еще записку. Почерк совсем не знакомый, хотя что-то общее с прежними записками есть. Там было написано, что мама некоторое время не сможет приходить, а будет приходить ее брат. Еще в передачу была вложена фотография, там были пожилая женщина, маленькая девочка и мужчина, немного похожий на женщину. Я поняла, что это мамин брат, дядя Юра, и именно он прислал записку. Когда я пыталась спросить у врача, где мама, она как-то странно на меня посмотрела и перевела разговор на другую тему. Неужели мама умерла? Почему никто не хочет сказать мне правду, я ее только одну и помню, даже отец почти не вспоминается, только какой-то смутный силуэт и голос. А девочка, неужели это моя дочь? Я совсем ее не помню. Об этом я сегодня буду говорить с врачом, я даже вспомнила, где работала, только не помню, кем, и что там делала.