Тогда я и рассказал полковнику о своей жизни. С самого двадцать второго июня сорок первого года. Рассказывал со всеми подробностями, после слов о гибели матери жена полковника потеряла сознание, пришлось прерваться, пока муж приводил ее в чувства. Но женщина не ушла, напротив, сделав несколько глотков воды, она убедила мужа дать ей возможность выслушать мой рассказ. Рассказывал я, повторюсь, со всеми подробностями, отчего не по себе становилось даже самому полковнику, не говоря о жене. Она наверняка представила себе, как ее сына или дочь вот так же, как меня самого, заставляют присягнуть на верность врагу.
– Так все же, – не удержался во время очередной паузы Дюррер, – почему ты думаешь, что я буду нужен ТАМ?
– Ответ прост на самом деле, – усмехнулся я, – почти всему, что я знаю и умею, я обязан абверу. Ведь учился я именно здесь, так что у вас есть то, что вы можете дать Союзу.
Когда я рассказал о том, что я и есть тот самый мальчишка, что сильно вредил шестой армии в Сталинграде и которого никак не могли поймать, Дюррер обалдел еще больше. Дойдя до моего появления в Ровно, полковник даже вскочил с кресла.
– Так это вы уничтожили Коха? – он заходил по комнате, жестикулируя и ругаясь, я не перебивал его, давая возможность выговориться. – А ведь я подозревал тебя, тогда, во время нашего знакомства. Нет, я не заметил разницы с настоящим Осипчуком, тебе повезло, что я просто не помнил, как тот выглядел. Дальнейшие твои поступки убедили меня в твоей преданности, сомнений не было, ты казался своим на сто процентов.
– Это было самым трудным, если бы тогда вы заявили, что я самозванец, со мной было бы покончено раз и навсегда. Но судьба распорядилась иначе, надо отдать ей должное.
– Ты, парень, просто уникум, твое бесстрашие, отвага, теперь я понимаю, откуда все это. Немцы причинили тебе много вреда, как же ты можешь после все этого жить вместе с нами. Удивляюсь, ведь с самого начала войны нас убеждали в том, что все большевики только и хотят, что уничтожить Германию.
– Это ваш идиот Геббельс так считал, – махнул я рукой. – Если вспомните, до войны наши страны отлично ладили. А если взглянуть чуть шире на эти проблемы, то сразу становится ясным замысел англосаксов. Они любой ценой не допустят сближения Германии и России, ибо вместе мы – сила. Наши недра, природные богатства, ваши знания и порядок могли бы свернуть горы, и этого не хотят допустить на Западе.
– Да, парень, сейчас ты кажешься мне еще старше, чем казался ранее.
– Меня заставили повзрослеть рано, в десять лет дети играют в песочнице, а я убил первого человека. Гниду, правда, но все же человека. А уж школа абвера заставила меня и вовсе стать взрослым. Тогда, в сорок первом, я не выжил бы, не начни я думать, как взрослый мужчина.
– Раз ты из первых курсантов, значит, проходил обучение не Варшаве или Кенигсберге, а в Германии?
– Да.
– Я слышал об этой школе, у нас такого никогда не было. Вас ведь заставляли убивать друг друга, чтобы проявить верность Германии, так?
– Мне повезло с самого начала. Я не убивал никого, кто не заслуживал этого. Первым, как уже рассказал, был перебежчик, предатель, кинувшийся на меня с ножом и чуть не отрезавший мне голову. Потом были другие… Извините, господин полковник, думаю, это уже не важно.
– Да-да. Я бы хотел услышать, что ты хочешь делать дальше. Уйти со мной назад, к большевикам?
– Если бы я просто хотел вернуться на Родину, давно бы уже был там.
– Что тогда? У тебя задание?
– Задание у таких, как я, одно – приближать победу. Но у меня лично есть огромное желание совершить одно дело, которое я обдумываю с прошлого лета.
– Ты не боишься рассказывать мне все это, думаешь, что я уже завербован? – усмехнулся полковник.
– Мне не нравится слово завербован. Я бы назвал это сотрудничеством. Если бы вы хотели меня сдать или убить, уже сделали бы это. Вы разумный человек, зачем делать ненужные шаги? Войне конец, режиму фюрера – конец, Германию ждет капитуляция и… Вы же помните, что было после Великой войны?
– Полное разграбление и унижение всего народа, – кажется, Дюррера даже передернуло при мысли об этом.
– Сталин не даст союзникам сделать с Германией то, что они уже один раз провернули, но все же страна будет разрушена очень серьезно.
– Сталин не даст? После всего того, что вермахт сделал на территории СССР? Я не верю, Юра.
– Ваше право, но Верховный очень мудрый человек. Сейчас мы немного не успеваем, вы же должны понимать, что союзники открыли второй фронт не просто так, солидарностью с нами там и не пахнет.
– Хотят успеть к разделу пирога?
– Естественно. Иначе наши танки дойдут до Ла-Манша, а это для них хуже виселицы.
– Да… И что же ты задумал?
– Помните визит фюрера в школу?
– В прошлом году, когда он лично тебя похвалил? Конечно, помню.
– Я хочу сблизиться с ним.
– Чтобы убить? Это невозможно, Юрий. Охрана там не чета полевой жандармерии.
– Я не собираюсь его убивать. Этот человек должен предстать перед судом, а у нас есть очень веские подозрения, что он не сдастся.