Возраст Суламифи

Внук сводил ее в БТИ, они уплатили двадцать пять рублей – сиреневую купюру из еще прежнего, привычного мира, которой вскоре предстояло исчезнуть вместе с этим миром, – и им выдали регистрационное удостоверение о том, что Полонская Виктория Ивановна является собственницей двухкомнатной квартиры такой-то площади, расположенной по такому-то адресу.

– Я могу завещать свою «приватизированную» квартиру правнучке? – надменно спросила Виктория.

– С приватизированной квартирой ты можешь делать что угодно. Продать, подарить, завещать… Я думаю, надо Лину сюда прописать. И завещание оформить надо, она же родственница не первой очереди.

Виктория уже не могла идти к нотариусу, но при ненавистной новой власти нотариусов развелось видимо-невидимо, и они стали оказывать услуги на дому. Недешево, но дело того стоило.

Нотариус посоветовал не завещание, а дарственную. Лину прописали к прабабушке, в четырнадцать лет она стала квартировладелицей. Она сдержала слово и переехала к прабабке, хотя в школу вставать приходилось очень рано: школа-то была на Котельнической.

– Ничего, – утешала Лина Викторию, – для меня специально трамвай проложили, очень удобно.

Через три года Виктория умерла.

Она стала совсем крошечной, ссохлась вся, напоминала насекомое в энтомологической коллекции, на обтянутом коричневым пергаментом лице отчетливо проступали кости черепа. Руки-ноги стали тонкие, как спички. Только черные глаза до конца горели неукротимым огнем.

В один нехороший день она не смогла встать утром с постели. Рот перекосился, слова не выговаривались. Лина поняла, что это инсульт, и вызвала «Скорую».

Врач попался хороший.

– Сердце удивительно здоровое, – сказал он, осмотрев больную. – Попадаются такие долгожители: у них еще с детства, с рождения запас здоровья заложен. Другая вода, другой воздух, еда другая… Но класть в больницу бесполезно, организм крайне изношен. В больнице могут подлечить, укрепляющие проколоть, поставить капельницу, но…

– Я ни за что не отдам прабабушку в больницу, – заявила Лина. – Доктор, а мы не можем с вами договориться частным образом? – При этом она опасливо покосилась на постель: что-то скажет на слова «частным образом» ее грозная прабабушка? Но Виктория промолчала, видимо, ей было уже все равно. А может, говорить не могла. – Все, что нужно… Уколы я сама могу делать, но капельницу… Я в вену не попаду.

Договорились частным образом. Врач с медсестрой приезжали через день, делали уколы, ставили капельницу. Вместо штатива пришлось использовать стремянку. Лина ее отмыла до стерильного состояния и на всякий случай задрапировала прокипяченной, проглаженной с двух сторон марлей. К ней и крепили мешок с лекарственным раствором.

Лина кормила прабабушку с ложечки простоквашей (Виктория не признавала йогуртов, как и всего заграничного), варила ей манную кашу на молоке. Достала очень удобное судно – плоское, под крестец, – врач даже позавидовал.

– По Интернету нашла, – сказала Лина уже в коридоре, провожая его к двери, чтобы Виктория, упаси бог, не услышала. – В канадской аптеке продается.

– Нашим больницам такие не по карману, – вздохнул врач.

– Я вам потом отдам, – пообещала Лина. – Его же можно простерилизовать?

– Конечно, можно, – подтвердил доктор. – Но вы не торопитесь. У нее хорошая динамика.

Виктория и вправду как будто пошла на поправку. Речь вернулась. Ей страшно хотелось курить, но Лина не давала. К счастью, все это происходило летом: в школу ходить не надо.

Лина, конечно, вызывала на подмогу Галюсю. Вместе они поднимали почти невесомое тело, обмывали, протирали, меняли постельное белье. У Виктории не было ни единого пролежня.

Так прошло два месяца. Однажды, когда Лина поправляла подушки после смены белья, Виктория поцеловала ее руку. Поцелуй пришелся выше запястья.

– Пра, ты чего? – смутилась Лина.

– Спасибо, что не отдала меня в больницу, – прохрипела Виктория.

– Да ты что, у меня и в мыслях не было!

В эту же ночь случился второй инсульт. Лина заметила утром, что рот опять перекошен и не закрывается. Позвонила врачу. Он смог приехать только к вечеру и констатировал, что она права.

– Она больше не ест, – пожаловалась Лина. – Я сую ложку в рот, а все обратно выливается. Колотый лед в рот кладу, чтоб не пересыхал.

– Это не самое страшное, – вздохнул врач. – У нее пропал глотательный рефлекс. Она обезвожена, сейчас я еще капельницу поставлю с физраствором.

– А что самое страшное? – спросила Лина опять в коридоре, чтобы Виктория не слышала.

– Может пропасть дыхательный рефлекс. Я пропишу кислород, но…

Дыхательный рефлекс пропал в ту же ночь. Это был третий и последний инсульт, освободивший мятежную душу Виктории Полонской от бренной земной оболочки. Лина встала страшно рано, часа в четыре утра – ее словно что-то толкнуло – и нашла прабабушку бездыханной. Черные глаза мертво смотрели на нее. Она их закрыла.