Я воровка.
Я украла эти блокнот и ручку из лабораторного халата одного доктора, пока он не видел, и затолкала себе в трусы. Почти сразу после этого он вызвал тех мужчин, которые меня увели, – в странных костюмах и толстых перчатках, в противогазах с мутными пластиковыми окошками, скрывающими глаза. «Это инопланетяне», – думала я. Наверняка инопланетяне, потому что люди не могут надеть на меня наручники, скрутив руки за спиной, и привязать меня к стулу. Они снова и снова приставляли электрошокеры к моей коже – без всякого повода – и ждали, когда я закричу, но я не кричала. Я скулила, но ничего не говорила. Я чувствовала, как слезы текут по щекам, но я не плакала.
Кажется, это их рассердило.
Меня разбудили пощечинами, хотя мои глаза были открыты, когда мы приехали. Кто-то отстегнул меня от сиденья – правда, наручники не сняли – и пнул по коленям, прежде чем приказал подняться. Я постаралась встать, я попыталась, но не смогла, и тогда шесть рук выбросили меня в дверь, и кровь с моего лица некоторое время впитывалась в бетон. Я не очень хорошо помню, как меня волокли в палату.
Мне все время было холодно.
Внутри пустота, во мне ничего не осталось, кроме разбитого сердца, застрявшего в этой оболочке. Я слышу, как поскуливание эхом отдается во мне, слышу, как оглушительный стук вибрацией отдается в костях. У меня есть сердце, говорит наука, но я чудовище, говорит общество. Я знаю, конечно, я это знаю. Я помню, что я сделала. Я не прошу сочувствия, но иногда мне в голову приходит: будь я монстром, я бы сейчас чувствовала ярость, агрессию и жажду мести. Я бы ощущала слепую ярость, кровожадность и тягу к истреблению всего живого.
Вместо этого во мне разверзлась пропасть, бездонная и настолько мрачная, что я не могу разглядеть, что же в ней таится. Я не знаю, что я такое и что со мной станется.
Я не знаю, что могу натворить снова.
Из дневников Джульетты в психиатрической лечебнице Мне снова снятся птицы.
Хоть бы они уже улетели. Я устала думать о птицах с надеждой. Птицы, птицы, птицы – почему они не улетают? Мотаю головой, отгоняя птиц, но сразу понимаю свою ошибку: в голове по-прежнему путаница и туман. Медленно, нерешительно открываю глаза, но как бы я ни таращилась, не вижу ни лучика света. Я не сразу понимаю, что сейчас ночь.
Резко вдыхаю.
Это я, мой голос, мое дыхание, быстро бьющееся сердце. Где моя голова? Почему она такая тяжелая? Глаза быстро закрываются, и песок застревает в ресницах, склеив их. Моргаю, стараясь вспомнить, но тело до сих пор как чужое, особенно зубы, пальцы ног и места между ребер, и вдруг я смеюсь, не зная почему…
Меня же подстрелили!
Глаза резко открываются, и кожу, враз покрывшуюся холодным потом, начинает покалывать.
О боже, меня ранили, ранили, ранили…
Стараюсь сесть и не могу – я такая тяжелая со всеми этими костями и кровью. Вдруг мне становится страшно холодно, кожа холодная и точно резиновая, липнет к металлическому столу, к которому я приклеена, и вдруг
мне хочется плакать