Возроди меня

– Кофе. Несколько бутылок воды. Две таблетки аспирина.

– Считай, что уже все есть.

– Спасибо.

– Обращайтесь.

Я куда-то взлетаю и плыву вбок. Открываю и тут же закрываю глаза, потому что все кружится. Уорнер несет меня на руках. Я зарываюсь лицом в ложбинку у него на шее – от него пахнет так знакомо. И надежно.

Я хочу заговорить, но я какая-то заторможенная. Целая вечность уходит на то, чтобы шевельнуть губами, будто я в замедленной съемке. Слова вылетают все вместе всякий раз, как я открываю рот.

– Я по тебе уже скучаю, – бормочу я, дыша ему в кожу. – Мне не хватает тебя, не хватает тебя, тебя…

Уорнер ставит меня на пол и, поддерживая, помогает войти в кабинку. Когда меня хлещут холодные струи, я чуть не кричу. Глаза мгновенно открываются, а в голове почти проясняется под холодным душем. Я часто моргаю, тяжело дыша, прислонившись к стене кабинки и дико глядя на Уорнера через волнистое стекло. Вода змейками сползает по коже, копится на ресницах, наполняет рот. Плечи перестают дрожать, когда тело привыкает к холоду. Идут минуты, а мы с Уорнером стоим, глядя друг на друга, и ничего не говорим. Мне становится лучше, но туман в голове не желает рассеиваться, даже когда я поворачиваю ручку, резко увеличив температуру воды.

Я любуюсь его лицом, прекрасным даже за запотевшим стеклом, когда Уорнер спрашивает:

– Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?

Я шагаю вперед, пристально глядя на него и ничего не говоря. Расстегиваю лифчик и позволяю ему упасть на пол. От Уорнера никакой реакции, только слегка расширяются глаза и чаще начинает подниматься грудь. Выбираюсь из нижнего белья и ногой откидываю трусики назад. Уорнер, моргнув, отступает и отводит взгляд, но тут же снова смотрит на меня.

Я толкаю дверцу душевой кабины.

– Заходи, – командую я.

Уорнер упорно не глядит на меня.

– Аарон…

– Ты не в себе, – говорит он.

– Со мной все отлично!

– Любимая, пожалуйста, ты только что выпила свой вес в пересчете на виски…

– Я только хочу прикоснуться к тебе!

Наконец он поворачивается ко мне. Его взгляд медленно проходится вверх-вниз по моему телу, и я вижу, чувствую, как внутри него что-то ломается. На лице Уорнера проступает боль и беззащитность. Справившись с комком в горле, он делает шаг ко мне, пар наполняет ванную комнату, горячие струи ломаются о мои обнаженные бедра, губы Уорнера приоткрываются, он тянется вперед, я говорю, что он может зайти в кабинку, когда вместо этого он закрывает дверцу и говорит:

– Жду тебя в гостиной, любимая.

Уорнер

Джульетта спит.

Она вышла из душа, забралась мне на колени и тут же заснула, прильнув щекой к моей шее, бормоча то, о чем, уверен, она пожалеет утром. Мне понадобилось все до капли самообладание, чтобы оторвать от себя ее теплое, мягкое тело, но каким-то образом мне это удалось. Я уложил ее в кровать и ушел – боль от расставания весьма походила на мои представления о сдирании кожи. Джульетта умоляла меня остаться, а я сделал вид, что не слышу. Она сказала, что любит меня, а я не смог заставить себя ответить.

Она заплакала и продолжала плакать во сне.

Но я не верю, что сейчас она отдает себе отчет в своих словах и поступках. Это ее первый опыт единоборства со спиртным, и когда к ней вернется благоразумие, она не захочет меня видеть. Ей будет неприятно вспоминать, что она предстала передо мной настолько беззащитной. Хотя сомневаюсь, что она вообще вспомнит, что случилось.

А я… я за гранью отчаяния.

Уже четвертый час утра. Я будто не спал несколько дней кряду. Не могу заставить себя закрыть глаза, не могу думать о бесчисленных слабостях своей натуры. Чувствую себя разбитым вдребезги, причем осколки держатся вместе исключительно из необходимости.

Я тщетно пытался заговорить об эмоциональном сумбуре, царящем у меня в душе, с Кенджи, который захотел знать, что произошло после его ухода, с Каслом, который перехватил меня часа три назад и потребовал полного отчета; даже с Кентом, которому почти удалось скрыть удовлетворение при новости, что мои едва начавшиеся отношения уже потерпели крах.

Мне хочется провалиться сквозь землю.

Не могу вернуться в нашу – мою – спальню: воспоминания о Джульетте слишком свежи. Не могу уединиться в симуляционных камерах – туда из-за перестройки здания переведены солдаты.

У меня нет возможности скрыться от последствий моих поступков. Негде спрятаться хотя бы на минуту, прежде чем меня обнаружат и пропесочат.

Лена рассмеялась мне в лицо, когда я прошел мимо нее в коридоре.

Назира лишь покачала головой, когда я пожелал спокойной ночи ее брату.

Во взглядах Сони и Сары, заставших меня в углу недостроенного медицинского крыла, читалась жалость. Брендан, Уинстон, Лили, Алия и Иан, выглянув из своих новых комнат, останавливали меня и засыпали вопросами – так громко и настойчиво, что вышел даже сонный Джеймс: он все тянул меня за рукав и спрашивал, как там Джульетта.

Откуда взялась такая жизнь?

Кто эти люди, перед которыми я вдруг стал обязан отчитываться?