Возрождение

В течение двадцати лет он служил Альбергати во Флоренции и Болонье. Когда архиепископ умер (1443), Евгений назначил Парентучелли его преемником, а через три года папа, впечатленный его образованностью, благочестием и административными способностями, сделал его кардиналом. Прошел еще один год, Евгений скончался, и кардиналы, зашедшие в тупик между фракциями Орсини и Колонна, возвели Парентучелли на папский престол. «Кто бы мог подумать, — восклицал он Веспасиано да Бистиччи, — что бедный звонарь священник станет папой, к смятению гордецов?»10 Гуманисты Италии ликовали, а один из них, Франческо Барбаро, провозгласил, что сбылось видение Платона: философ стал королем.

Николай V, как он теперь себя называл, преследовал три цели: быть хорошим папой, отстроить Рим и восстановить классическую литературу, образование и искусство. Он занимал свой высокий пост скромно и компетентно, давал аудиенции практически в любое время суток и умудрялся дружелюбно ладить как с Германией, так и с Францией. Антипапа Феликс V, понимая, что Николай скоро завоюет в свою верность все латинское христианство, отказался от своих притязаний и был милостиво прощен; мятежный, но распадающийся Базельский собор переехал в Лозанну и был распущен (1449); концилиарное движение было прекращено, папский раскол исцелен. Требования реформы Церкви все еще поступали из-за Альп; Николай считал себя неспособным провести эту реформу перед лицом всех должностных лиц, которые от нее проиграют; вместо этого он надеялся, что Церковь, как лидер в возрождении образования, вернет себе престиж, который она потеряла в Авиньоне и во время раскола. Не то чтобы его поддержка учености была продиктована политическими целями; это была искренняя, почти любовная страсть. Он совершал трудные путешествия через Альпы в поисках манускриптов; именно он обнаружил в Базеле труды Тертуллиана.

Теперь, обремененный доходами папства, он посылал агентов в Афины, Константинополь и различные города Германии и Англии, чтобы те искали и покупали или копировали греческие или латинские рукописи, языческие или христианские; он разместил в Ватикане большой штат переписчиков и редакторов; он призвал в Рим почти всех выдающихся гуманистов в Италии. «Все ученые мира, — писал Веспасиано в преувеличенном восторге, — приехали в Рим во времена папы Николая, частично по своей воле, частично по его просьбе».11 Он вознаграждал их труд с либеральностью халифа, взволнованного музыкой или поэзией. Покоренный Лоренцо Валла получил 500 дукатов (12 500 долларов?) за перевод Фукидида на латынь; Гуарино да Верона получил 1500 дукатов за перевод Страбона; Никколо Перотти — 500 за Полибия; Поджио был приставлен к переводу Диодора Сикула; Теодоруса Газа переманили из Феррары, чтобы сделать новый перевод Аристотеля; Филельфо предложили дом в Риме, поместье в деревне и 10 000 дукатов за перевод на латынь «Илиады» и «Одиссеи»; смерть папы, однако, помешала осуществлению этого гомеровского предприятия. Вознаграждение было столь велико, что некоторые ученые — Mirabile dictu — не решались принять его; Папа преодолел их угрызения совести, игриво предупредив: «Не отказывайтесь, другого Николая вы можете не найти».12 Когда эпидемия погнала его из Рима в Фабриано, он взял с собой переводчиков и переписчиков, чтобы никто из них не заболел чумой.13 Между тем он не пренебрегал тем, что можно назвать христианской классикой. Он предложил пять тысяч дукатов тому, кто принесет ему Евангелие от святого Матфея на языке оригинала. Он поручил Джаноццо Манетти и Георгию Трапезундскому перевести Кирилла, Василия, Григория Назианзена, Григория Нисского и другую патрологическую литературу; он поручил Манетти и помощникам сделать новую версию Библии с оригинального еврейского и греческого языков; это тоже не удалось после его смерти. Эти латинские переводы были поспешными и несовершенными, но они впервые открыли Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Полибия, Диодора, Аппиана, Филона и Теофраста для студентов, которые не могли читать по-гречески. Ссылаясь на эти переводы, Филельфо писал: «Греция не погибла, но переселилась в Италию, которая в прежние времена называлась Великой Грецией».14 Манетти, скорее с благодарностью, чем с точностью, подсчитал, что за восемь лет понтификата Николая было переведено больше греческих авторов, чем за все предыдущие пять веков.15

Николай любил не только внешний вид и форму, но и содержание книг; сам каллиграф, он тщательно переписывал свои переводы на пергаменте опытными писцами; листы были переплетены в малиновый бархат, закрепленный серебряными застежками. По мере того как количество его книг росло — в конечном счете до 824 латинских и 352 греческих рукописей — и они добавлялись к предыдущим папским коллекциям, возникла проблема размещения пяти тысяч томов — самого большого собрания книг в христианстве — таким образом, чтобы обеспечить их полную передачу потомкам. Строительство Ватиканской библиотеки было одной из самых заветных мечтаний Николая.