Он был не только ученым, но и строителем, и с самого начала своего понтификата он решил сделать Рим достойным того, чтобы возглавить весь мир. В 1450 году наступил юбилейный год; ожидалось сто тысяч гостей; они не должны были найти в Риме ветхие руины; престиж церкви и папства требовал, чтобы цитадель христианства предстала перед паломниками с «благородными зданиями, сочетающими вкус и красоту с благородными пропорциями», которые «в огромной степени способствовали бы возвышению кафедры святого Петра»; так Николай на смертном одре апологетически объяснил свою цель. Он восстановил стены и ворота города, отремонтировал акведук Acqua Vergine и поручил художнику соорудить декоративный фонтан в его устье. Он поручил Леону Баттисте Альберти спроектировать дворцы, общественные площади и просторные проспекты, защищенные от солнца и дождя портиками с аркадами. По его приказу были вымощены многие улицы, обновлены мосты, отремонтирован замок Сант-Анджело. Он ссужал деньгами именитых горожан, чтобы помочь им построить дворцы, которые бы стали украшением Рима. По его приказу Бернардо Росселлино отреставрировал Санта-Мария-Маджоре, Сан-Джованни-Латерано, Сан-Паоло и Сан-Лоренцо фуори ле мура за стенами и сорок церквей, которые Григорий I определил как станции креста.16 Он разработал величественные планы нового Ватиканского дворца, который вместе с садами должен был занимать весь Ватиканский холм и вмещать папу и его сотрудников, кардиналов и административные учреждения курии; он дожил до завершения строительства своих собственных покоев (позже занятых Александром VI и названных Appartamento Borgia), библиотеки (сейчас Pinacoteca Vaticana) и комнат или станций, которые позже украсил Рафаэль. Он привез Бенедетто Бонфигли из Перуджи и Андреа дель Кастаньо из Флоренции, чтобы они написали фрески — ныне утраченные — на стенах Ватикана; он убедил стареющего Фра Анджелико вернуться в Рим и написать в собственной капелле Папы истории святого Стефана и святого Лаврентия. Он планировал снести старую и разрушающуюся базилику Святого Петра и воздвигнуть над гробницей апостола самую величественную церковь в мире; за осуществление этой дерзкой цели взялся Юлий II.
Все это, как он надеялся, можно будет финансировать за счет доходов от юбилея. Николай объявил это праздником восстановленного мира и единства Церкви, и эти настроения пришлись по душе народам Европы. Миграция паломников из всех уголков латинского христианства была беспрецедентно велика; очевидцы сравнивали ее с передвижением мириад муравьев. Скопление людей в Риме было настолько сильным, что Папа ограничил максимальный срок пребывания посетителей пятью, потом тремя, потом двумя днями. Однажды двести человек погибли в давке, в результате которой многие были сброшены в Тибр; после этого Николай снес дома, чтобы расширить подходы к собору Святого Петра. Поскольку паломники приносили богатые подношения, финансовая отдача от юбилея превзошла все ожидания Папы и покрыла расходы на новые здания, а также на ученых и рукописи.17 Другие города Италии страдали от нехватки денег, потому что, как жаловался перугиец, «все стекалось в Рим»; но в Риме трактирщики, менялы и торговцы получали огромные прибыли, и Николай смог положить 100 000 флоринов (2 500 000 долларов?) в банк одного только Медичи.18 Страны за Альпами недовольно зашумели от притока золота в Италию.