Возрождение

Лев, конечно, был покровителем par excellence. Никто из тех, кто мог сочинить хорошую латинскую эпиграмму, не уходил от него бездарным. Как и во времена Николая V, ученость, а теперь еще и поэзия, претендовали на место в огромном чиновничьем аппарате Церкви. Малые светила становились апостольскими писцами, аббревиаторами, составителями кратких сообщений; более яркие светила становились канониками, епископами, протонотариями; такие звезды, как Садолето и Бембо, становились секретарями папы; некоторые, как Садолето и Биббиена, становились кардиналами. Цицероновское ораторское искусство вновь зазвучало в Риме; эпистолы поднимались и опускались в каденции; вергилианские и горацианские стихи тысячами ручейков вливались в Тибр, где и заканчивались. Бембо установил стилистический стандарт понтифика; «гораздо лучше говорить, как Цицерон, — писал он Изабелле д'Эсте, — чем быть папой».43 Его друг и коллега, Якопо Садолето, посрамил большинство гуманистов, сочетая безупречный латинский стиль с безупречной моралью. Среди кардиналов этого века было много честных людей, а гуманисты Льва были, в общем и целом, более тонкого нрава и жизни, чем представители предыдущего поколения.44 Некоторые, однако, оставались язычниками во всем, кроме исповедуемого ими вероучения. Это был неписаный закон: во что бы человек ни верил или в чем бы ни сомневался, ни один джентльмен не должен был произносить ничего критического в адрес Церкви, которая была столь терпима в нравственном отношении и столь щедро покровительствовала ему.

Бернардо Довизи да Биббена объединял в себе все эти качества — ученого, поэта, драматурга, дипломата, знатока, собеседника, язычника, священника и кардинала. На портрете Рафаэля запечатлена лишь часть его — хитрые глаза и острый нос; его лысину прикрывает красная шапочка, а веселье — незаслуженная серьезность. Он был легок на ногу, слово и дух, с улыбкой выходил из любой передряги. Нанятый Лоренцо Великолепным в качестве секретаря и воспитателя, он разделил с сыновьями Лоренцо бегство 1494 года; но он показал свою сообразительность, отправившись в Урбино, очаровал этот городской круг своими эпиграммами и использовал часть своего досуга, чтобы написать и поставить рискованную пьесу «Каландра» (ок. 1508), самую старую из итальянских прозаических комедий. Юлий II привез его в Рим. Бернардо провел избрание Льва с таким минимальным количеством суеты и трений, что Лев сразу же сделал его апостольским протонотарием, на следующий день — казначеем папского дома, а через полгода — кардиналом. Его достоинства не мешали ему служить Льву в качестве знатока искусств и организатора праздничных представлений. Его пьеса была поставлена перед Папой, который с удовольствием принял ее. Посланный папским нунцием во Францию, он влюбился в Франциска I, и его пришлось отозвать как слишком чувствительного для дипломата. Когда Рафаэль украсил его ванную комнату, то, по выбору кардинала, это была «История Венеры и Купидона» — серия картин, повествующих о триумфах любви; почти все они были выполнены в истинно античном помпейском стиле и несли христианство в мир, который никогда не слышал о Христе. Лев, делая вид, что не замечает Венеры в Биббиене, был верен ему до конца.

Лев любил драму во всех ее комических формах и степенях, от простейшего фарса до тончайших двусмысленностей Биббиены и Макиавелли. В первый же год своего понтификата он открыл театр на Капитолии. Там в 1518 году он стал свидетелем представления «I Suppositi» Ариосто и от души посмеялся над двусмысленными шутками, вытекающими из сюжета — попытки юноши соблазнить девицу.45 Такие гала-представления были не просто комедией: они включали в себя художественные декорации (в данном случае декорации были написаны Рафаэлем), балет и музыку вступления в исполнении хора и оркестра из лютни, альта, корнета, волынки, фифы и небольшого органа.