Возрождение

Поглощенный работой, он почти не уделял времени дружбе, хотя у него были преданные друзья. «Редко кто из друзей или других людей ел за его столом».65 Он довольствовался обществом своего верного слуги Франческо дельи Амадори, который в течение двадцати пяти лет заботился о нем и многие годы делил с ним постель. Дары Михаила сделали Франческо богатым человеком, и художник был убит горем после его смерти (1555). Для других он обладал дурным характером и острым языком, грубо критиковал, легко обижался, подозревал всех. Он называл Перуджино дураком и высказывал свое мнение о картинах Франчиа, говоря красивому сыну Франчиа, что его отец ночью создает лучшие формы, чем днем.66 Он завидовал успеху и популярности Рафаэля. Хотя оба художника уважали друг друга, их сторонники разделились на враждующие группировки, а Якопо Сансовино послал Михаилу письмо с яростными оскорблениями, в котором говорилось: «Да будет проклят день, когда ты хоть раз сказал что-нибудь хорошее о ком-либо на земле».67 Таких дней было несколько. Увидев портрет герцога Альфонсо Феррарского работы Тициана, Михаил заметил, что не думал, что искусство способно на такие подвиги, и что только Тициан заслуживает звания живописца.68 Его горький нрав и мрачное настроение стали трагедией всей его жизни. Временами он был меланхоличен до грани безумия, а в старости страх перед адом настолько овладел им, что он считал свое искусство грехом и осыпал бедных девушек, чтобы умилостивить разгневанного Бога.69 Невротическая чувствительность приносила ему почти ежедневные страдания. Уже в 1508 году он писал своему отцу: «Вот уже около пятнадцати лет я не имел ни одного благополучного часа».70 И больше у него их не будет, хотя жить ему оставалось еще пятьдесят восемь лет.

VII. РАФАЭЛЬ И ЛЕО X: I513–2O

Лев пренебрегал Микеланджело отчасти потому, что ему нравились мужчины и женщины спокойного нрава, а отчасти потому, что он не питал большой любви к архитектуре или массивности в искусстве; он предпочитал драгоценные камни соборам, а миниатюры — памятникам. Он заставлял Карадоссо, Санти де Кола Сабба, Микеле Нардини и многих других ювелиров заниматься изготовлением украшений, камеи, медалей, монет, священных сосудов. После своей смерти он оставил коллекцию драгоценных камней, рубинов, сапфиров, изумрудов, бриллиантов, жемчуга, тиар, митр и пекторалей стоимостью 204 655 дукатов — более 2 500 000 долларов; следует помнить, однако, что большинство из них досталось ему от предшественников и составляло часть папской казны, не подверженную обесцениванию валюты.

Он пригласил в Рим десятки художников, но Рафаэль был почти единственным, кто его действительно интересовал. Он попробовал Леонардо и отверг его как бездельника. Фра Бартоломмео приехал в Рим в 1514 году и написал святого Петра и святого Павла; но воздух и волнение не понравились ему, и он вскоре вернулся в покой своего флорентийского монастыря. Льву нравились работы Содомы, но он вряд ли осмелился позволить этому безрассудному грабителю слишком свободно разгуливать по Ватикану. Себастьяно дель Пьомбо был присвоен двоюродным братом Льва, Джулио де Медичи.

Рафаэль был согласен с Лео и по темпераменту, и по вкусу. Оба были приятными эпикурейцами, для которых христианство было удовольствием, и здесь они нашли свой рай; но оба работали так же усердно, как и играли. Лев заваливал счастливого художника заданиями: завершение строительства станцы, разработка карикатур для гобеленов Сикстинской капеллы, украшение Ватиканской лоджии, строительство собора Святого Петра, сохранение классического искусства. Рафаэль принимал эти заказы с радостью и аппетитом и, кроме того, находил время писать десятки религиозных картин, несколько серий языческих фресок и полсотни мадонн и портретов, любой из которых обеспечил бы ему богатство и славу. Лев злоупотреблял его покладистостью, прося его устраивать праздники, писать декорации для пьес, делать портрет любимого слона.71 Возможно, переутомление, как и любовь, привело Рафаэля к ранней смерти.

Но теперь он был в полном расцвете сил и благополучия. В письме (1 июля 1514 года) к «дорогому дяде Симоне… который дорог мне как отец» и который упрекал его за постоянную холостяцкую жизнь, он пишет в настроении счастливой уверенности в себе:

Что касается жены, то должен сказать, что я каждый день благодарю вас за то, что не взял ту, которую вы мне предназначили, или любую другую. В данном случае я оказался мудрее вас… и я уверен, что теперь вы должны видеть, что мне лучше так, как я есть. У меня есть капитал в Риме в 3000 дукатов и гарантированный доход еще на пятьдесят. Его Святейшество позволяет мне получать жалованье в 300 дукатов за руководство перестройкой собора Святого Петра, которое не подведет меня, пока я жив….. Кроме того, они дают мне все, что я прошу, на мои работы. Я приступил к украшению большого зала для Его Святейшества, за что должен получить 1200 золотых корон. Таким образом, вы должны видеть, мой дорогой дядя, что я делаю честь своей семье и своей стране.72