Возрождение

ловил кого-то в кольцо рук своих, то осторожно ощупывал лицо, шею, девичью грудь, живот, бедра: по правилам игры ему предстояло угадать имя птички-невольницы. Если капеллан ошибался, пойманная, но не узнанная им птичка щипала своим «клювом» Фра Филиппо за задницу. Разгоряченные послушницы были очень довольны. Не сказав ни слова, Лукреция вернулась в комнату. С того дня покой был забыт ею и днём, и ночью.

Вскоре обитатели дома Липпи стали жить ожиданием часа очередных родов. Когда пришло их время, повивальная бабка появилась неслышно за час до полуночи. Сердце Лукреции разрывали на части крики роженицы. К пяти утра в доме стало на одного мальчика больше. Фра Филиппо не проявил к новорожденному отеческих чувств, но тревогу в глазах жены заметил-таки.

– Это не мой ребенок. Я не трогал её. Тебя ведь это беспокоит, Лукреция?

– Но… кто отец… если не ты?

– Не знаю, она не хочет говорить. Может, молочник? Только она ходила к нему за молоком для Филиппино.

– Поклянись, Филиппо! – Лукреция и верила и не верила мужу.

– Конечно! Клянусь сыном нашим!

Миновало два месяца. В один из дней Спинетта пошла в подвал дома за оливковым маслом к обеду. Она не возвращалась около получаса и Лукреция забеспокоилась. Оставив тесто, взяла свечу: вдруг случилось что! Лестница в подвал была крута, а ступени узки. Вскоре Лукреция расслышала женский стон и только потом во мраке разглядела на винной бочке сидящую Спинетту. До глиняных кувшинов с маслом она так и не дошла. Фра Филиппо находился рядом, он с упоением покрывал поцелуями высвобожденную из платья налитую девичью грудь. Лукреция выронила свечу и лишилась чувств, скатившись по ступеням на земляной пол.

Она очнулась в своей кровати в спальне дома. Муж был рядом.

– Как ты, дорогая? Я обеспокоен, ты бледна, – Фра Филиппо гладил её по волосам.

– Где сестра моя? – Едва слышно произнесла Лукреция.

– Откуда мне знать? Может, на кухне, сейчас уже время обеда.

– Позови сестру мою!

Он повиновался. Лукреция слышала его шаги, потом различила легкую поступь Спинетты. Та вошла без тени смущения, голова её была аккуратно прибрана, платье выглядело безупречно, узкую талию подчеркивал широкий пояс.

– Как ты, сестренка? – В глазах Спинетты читалась неподдельная тревога. – Тебе нужно больше отдыхать! Я очень испугалась, когда нашла тебя на кухне без чувств. Хорошо, что муж твой вернулся к обеду. Мы перенесли тебя в спаленку.

Неужели было лишь дурное видение? Оба встревожены моим состоянием, – подумала Лукреция. Мои подозрения, мой страх подведут меня к могиле. Нужно что-то делать, эта жизнь уже невыносима, а дальше будет лишь хуже.

Вечером, когда маленький Филиппино заснул, Лукреция набралась решимости, чтобы сказать:

– Филиппо, девушки должны оставить нас.

– Почему? – Муж искренне удивился. – Они твои подруги. Тебе, дорогая, без них будет скучно.

– Нет, я способна сама позаботиться о доме, да и люди будут меньше говорить о нас.

– Дорогая, им некуда идти, не в монастырь же им возвращаться. Пусть живут с нами. Мне они не мешают.

Лукреция не нашла чем возразить мужу.

Ночное время ползло черепашьими шагами. Вспоминалось их с Филиппо время, когда счастье парило над ними как ангел. Они засыпали лишь в объятиях друг друга, их ноги переплетались, словно корни деревьев, тепло обволакивало их как жар полуденного летнего солнца. В те ночи он не отпускал её от себя ни на миг, а сейчас спит в отдалении, почти не касаясь.

Едва стало светать, Лукреция поднялась, умылась, тщательно оделась, потом долго всматривалась в спящего сына. Филиппино, распахнув глаза, улыбнулся ей, и сразу же протянул ручки навстречу. Она подхватила ребенка, нежно прижав к теплу своей груди. Когда малыш вновь погрузился в сон, поцеловала несколько раз, надолго припадая губами к его щечкам, аккуратно укрыла одеялом и спустилась вниз.

Лукреция вышла на улицу Святой Маргариты и, не оглядываясь на дом радости своей и любви, перешла по диагонали дорогу. Чтобы мужество не оставило её в последнюю минуту, считала шаги. Насчитала – 57. В монастыре то был ранний час утренней общей молитвы. Фра Филиппо удивился исчезновению жены, затем опечалился, потом разъярился настолько, что бывшие послушницы сочли за благо для себя вернуться в монастырские стены.

Так они все вновь оказались под кровом монастыря. Девушкам предстояло год замаливать грехи. Когда миновало тягостное время нескончаемых молитв, каждая, в том числе и Лукреция, преклонили пред алтарем колени. Обряд пострига в монахини состоялся в 1461 году, его почтили присутствием викарий города Прато, епископ Пистойи и аббатиса монастыря Святой Маргариты. Раскаявшиеся грешницы, дав обещание отныне и навсегда сохранять целомудрие, всецело подчиняясь строгим правилам монастырской жизни, облачились в монашеские одежды.

В этой истории мы обнаружили множество невероятных поворотов, и, увлеченные её ходом, не заметили, где и когда к нам присоединились Филиппо и Филиппино.