Это княгиня про гостей. Первый свет зари уже заглядывает в окно, а день рождения только-только закончился. Сейчас Аяно, Кали, Света разлеглись в одной из комнат — усталые и измотанные, — упав на самую большую софу. Мятые юбки роскошных платьев нисколько их не смущали. Празднество дня рождения отняло все силы.
— Мы сами тянули праздник, — замечает Аяно. — После выходки хаосита нельзя было быстро расходиться. Это могли посчитать за слабость.
— Да, но до самого утра гулять — это ж надо придумать, — позевывает Кали. — Сонька придумала?
— Кто же еще, — расслабленно стонет сереброволосая княгиня. — Сестре только важно сохранение статуса. А то, что у меня запись в СПА-салон в обед, ее нисколько не волнует.
— Я прекрасно понимаю Софию, — самурайка защищает позицию главной княгини. — Многие Дома и так поглядывают на нас, облизываясь. Не только Элизабет подняла свою венценосную голову. Британия далеко, но и в России приходится ждать беды. Перуна нет, и соблазн у аристократов велик. Даже урок Мироновых быстро забудется, если не демонстрировать периодически нашу силу и выдержку. Мы прибили пробравшегося хаосита и продолжили как ни в чем не бывало веселиться. Это ли не признак уверенности в себе?
— Кто уж точно был уверен в себе так это Беркутов, — устало улыбается Светлана. — Что он чудил, что он чудил…
— Да его перфомансы стоили того, чтобы потянуть праздник, — поддерживает Кали.
— Такого всестороннего эпатажа я не видела даже в Париже. А ведь там полно франтов, которым только дай шикануть нестандартным навыком или талантом.
— Ты про дуэли? — спрашивает Аяно. — Или про то, что он оттанцевал всех наших дочерей?
— И не только наших, — смеется Кали. — Даже Гоморру в мазурке покружил. Крокодилушка была на седьмом небе от счастья. Из ее пасти прямо капала слюна, когда смотрела на Арсения.
— Гоморра, конечно, красавица. Спору нет, — улыбается Светлана. — И Сеня даже с ней танцевал, любо-дорого глянуть. А уж с Лизой вообще продемонстрировал высококлассный танец. Любопытная техника движений… Но я про игру на инструментах. Оркестр ему явно не давал покоя. Чего это он кинулся на виолончель? А потом на рояль? Даже саксофон опробовал! И всё так потрясно удавалось, всё изумительно получалось. Восхитительная мелодия. Ему бы податься в музыканты, собирал бы полные стадионы, а не вот это вот всё.
Аяно отмалчивается.
— Это всё Хаос, — говорит Кали. — Он заставлял Беркутова отжигать аки Царь-Огонь. Но мне больше непонятно, почему София мариновала Арсения на балу. Надо было отвести его сразу в инъекционную и вылечить наконец. Наши ученые давно разработали противоядие от любой отравы хаоситов. Сырье из Нижних миров изучено и рассортировано.
— Мы и вылечили, — говорит Аяно.
— Долго телились, подруга, — Кали пристально щурится. — Признавайся, хотела посмотреть, как будет вести себя Сеня под влиянием хаоса? А риск не был бы огромный?
— Гвардия была рядом, — самурайка не отнекивается от подозрений. — Да и мы с тобой тоже. Но нам действительно нужно было изучить Арсения. Борясь с меткой Хаоса, он напрягал все силы и показал свой настоящий характер.
— Ая, это не единственная причина. Еще София хотела показать Сине Беркутова в плохом качестве: как похотливого обжору и развратного бабника, — говорит Светлана. — Не зря же всё так совпало.
— Это она так сама сказала? — выпучивает глаза Кали.
— Нет, конечно. Когда она говорит что-то прямо? Но я-то уж знаю сестрицу, — хмыкает Светлана. — Она не могла не попытаться скомпрометировать союзника перед императорской семьей. Чтобы он только ей достался. Вот только не вышло. Пускай у парня аппетит буквально животный, но Беркутов чертовски талантливый. И музицирует на чем хочешь, и танцует лучше всех. Пускай и уничтожил все закуски, с Али на пару, пускай и в штанах у него часто проявлялся нешуточный напряг при взгляде на нас, но лицо он умеет держать. И бровью не дрогнул, хотя внизу у него творился настоящий Везувий. А сколько симфоний он исполнил! Сонька опростоволосилась очень сильно. Сыграла против себя же. Юноша, наоборот, попал в интерес сестрёнки Синки. Она мне по секрету вчера нашептала, что теперь будет звать мальчика на каждый кремлевский вечер.
— Да сколько же Фалгору лет? — задумывается Аяно, откинувшись на подушки. — Столько талантов — война, музыка, живопись… Это же десятилетия обучения.
— Какие десятилетия? До вчера он ни разу не играл на той же виолончели, — говорит Светлана. — По крайней мере, у меня сложилось такое ощущение. Вспомните, как Беркутов к ней пристраивался. Просто сел на стул, поставил рядом отобранную у музыканта виолончель, вертанул, обозрел струны, повел смычком, дернул туда-сюда для пробы, запомнил, что ближе к мосту тон звука ярче, более металлический, мерцающий, а при наклоне смычка к грифу — звук мягче и менее четкий — и давай создавать чистую гладкую мелодию. Обучился за минуту! И за десять минут сыграл нам новую шедевральную симфонию. Чистый гений! Господина Рубинштейна едва инфаркт не схватил от счастья.
— И схватил, — припоминает Кали. — Не помнишь что ли?