Возрождение тьмы

От дверного проема послышался слабый звук шаркающих шагов.

— В чем дело, Трипио? — спросила Лея, повернувшись лицом к дройду.

— Ваша Честь, Чубакка проинформировал меня, что вы скоро покидаете это место, — сказал Трипио немного озабоченным голосом. — Могу я надеяться, что буду сопровождать вас?

— Да, конечно, — ответила Лея. — Независимо от того, что произойдет в Нистао, не думаю, что тебе захочется остаться здесь в качестве свидетеля этого события.

— Я вполне с вами согласен. — Дройд заколебался, и по его позе Лея поняла, что его тревога не вполне улеглась. — Есть, однако, кое-что, о чем, я действительно так думаю, вам следует знать, — продолжил он свою речь. — Один из дройдов-обез-зараживателей ведет себя очень странно.

— Действительно? — сказала Лея. — И в чем же эта странность выражается?

— Кажется, он проявляет ко всему слишком глубокий интерес, — ответил Трипио. — Он задает очень много вопросов не только о вас и Чубакке, но и обо мне. Я также видел, что он носится по деревне после того, как был якобы выключен на ночь.

— Возможно, в последний раз ему неправильно подчистили память, — сказала Лея, хотя в действительности у нее не было настроения устраивать обмен каламбурами на тему личностных качеств дройдов. — Я могу назвать одного-двух других дройдов, которые гораздо более любопытны, чем предусматривалось их первоначальным программированием.

— Ваша Честь! — запротестовал Трипио тоном задетого за живое. — Арту — совсем особый случай.

— Я не имела в виду только Арту. — Лея подняла руку, давая понять, что продолжения дискуссии не будет. — Но мне понятна твоя озабоченность. И вот что я тебе скажу: присмотри за этим дройдом вместо меня, хорошо?

— Конечно, Ваша Честь, — сказал Трипио. Он отвесил легкий поклон, зашаркал к выходу и скрылся в сгущавшихся сумерках.

Лея вздохнула и огляделась вокруг. Безостановочное хождение вдоль стены дукхи привело ее к настенной генеалогической карте, и она целую минуту, не отрывая взгляда, смотрела на нее. В резьбе по дереву ощущалось присутствие истории — истории спокойной, но глубокой семейной гордости. Она проследила взглядом одну из линий соединения имен, задаваясь вопросом, что думают и чувствуют сами ногри, изучая карту. Видят они на ней свои победы и неудачи или только победы? И то и другое, решила она. Ногри запомнятся ей народом, который умышленно не делает себя слепым перед реальностью.

— Вы видите на этой деревянной доске конец нашей семьи, леди Вейдер?

Лея резко отшатнулась.

— Иногда мне хочется, чтобы ваши люди не были такими хорошими мастерами этого дела, — сказала она, снова обретя равновесие.

— Простите меня, — сказала Майтакха, может быть, немного суховато, — я не хотела вас напугать. — Она жестом показала на карту. — Вы видите здесь наш конец, леди Вейдер?

Лея отрицательно покачала головой.

— Я не умею видеть будущее, Майтакха. Ни ваше, ни даже свое. Я просто думала о детях. Пыталась вообразить, что это такое — вырастить их. Задавая себе вопрос, сколь многое в их характере может сформировать семья, а какая его часть есть нечто врожденное. — Одно мгновение она колебалась. — Задавала себе вопрос, может ли зло быть изглажено из истории семьи или оно всегда снова и снова заявляет о себе в каждом новом поколении.

Майтакха слегка наклонила голову, ее громадные глаза изучали лицо Леи.

— Вы говорите так, как женщина, которую впервые ожидают заботы о ребенке.

— Да, — подтвердила Лея, заботливо опуская руки на живот, — не знаю, говорил ли вам Хабарух, но я ношу в своем чреве моих двух первых детей.

— И вы боитесь за них.

Лея почувствовала, что у нее дернулась щека.

— И вполне обоснованно. Империя желает забрать их у меня.

Майтакха тихо прошептала:

— Зачем?

— Не могу сказать наверняка. Но их цель может быть только злом.

Майтакха опустила глаза.

— Простите, леди Вейдер. Я помогла бы вам, если бы это было в моих силах.

Лея коснулась ладонью плеча ногрийки.

— Я знаю.

Майтакха посмотрела на генеалогическую карту.

— Я отправила всех своих четырех сыновей, леди Вейдер, сражаться за Императора. Всегда нелегко видеть, как они уходят на войну и смерть.

Лея задумалась о своих союзниках и товарищах, погибших в этой долгой войне.

— Я посылала на смерть друзей, — тихо сказала она. — Это было достаточно трудно. Но я не могу представить себе, каково отправлять собственных детей…

— Трое из них погибли, — продолжала Майтакха, будто разговаривая сама с собой. — Далеко от дома, без единой родной души, кроме товарищей, кто мог бы оплакать их кончину. Четвертый стал калекой и вернулся домой доживать короткий остаток жизни в молчаливом отчаянии бесчестья, от которого его освободила только смерть.

Лея поморщилась. А теперь, в награду за попытку помочь ей, перед лицом бесчестья и смерти оказался Хабарух…

Цепочка ее размышлений прервалась.

— Подождите минутку. Вы сказали, что все четверо ваших детей ушли на войну? И что все четверо уже умерли?

Майтакха кивнула.

— Это так.

— Но тогда как же Хабарух? Разве он не ваш сын?