Возрожденные полки русской армии. Том 7

Этой верой Густав заражал младших и, указывая им верный путь, обильно и часто орошал его своею благородной кровью.

Таков был командир. Его помощник, Илларион Иванович Иванов, офицер Тифлисского полка, закаленный в боях воин, еще в Японскую войну пронизанный двумя пулями навылет в грудь, невозмутимый на поле боя, высокогуманный человек, тонко понимающий психологию русского солдата. Его невольные ошибки искуплены его геройской смертью.

Что касается третьего героя, А.Г. Кузнецова, этого железного человека с необычайной силой воли и духа, то при одном воспоминании о том, что его уже, быть может, нет в живых, становится жутко, ибо на нем и на его имени у меня зиждилась и зиждется надежда о будущем полка.

О Гранитове, моем ротном командире в Гражданскую войну, я получал представление как о боевом офицере – впервые, точно так же, как и он обо мне. И должен признать, что, будь Гранитов в полку с самого начала войны, его имя стояло бы наравне с именем Сабеля, Пильберга, Геттенбергера, Хржановского, а полк несомненно увеличил бы формат страниц своей истории, дабы дать место описанию дел и этого офицера.

Признавая, что все остальные офицеры полка были доблестны и храбры, что будет видно из дальнейшего повествования, я хочу сказать несколько слов о дорогом и незабвенном Борисе Силаеве.

У нас в полку было много сверстников Бориса – сыновей или родственников наших же офицеров, но из них настоящим эриванцем был только Борис. В нем первом закипела молодая горячая кровь, которая по непроторенной дорожке толкнула его в туманную еще тогда Добровольческую армию. Это он в многочисленных и никому из нас не известных, но страшных по жестокости боях под Армавиром, Ставрополем, в Ингушетии и на Маныче, среди чужих, гордо произносил имя родного полка, когда случайные соратники его, удивленные неустрашимостью и никогда не покидающим его прекрасным настроением, интересовались именем полка, его воспитавшего. Он был тем мстителем от нашего полка, который дал понять русскому народу в тот особенно страшный период Гражданской войны, что офицер тоже человек, что он так же хочет жить, как и все, и имеет на это больше прав, так как больше и сознательнее любит Родину… и что когда преступно направленная рука народа попыталась задушить офицерство, то оно в лице таких же, как Борис, не дало зарезать себя, подобно агнцу, а решило умереть с оружием в руках, как подобает каждому храброму офицеру; Четыркин и Белинский могут спать спокойно… они отомщены.

Таков был офицерский состав полка. Гренадеры из мобилизованных и пленных красноармейцев на первый взгляд не внушали доверия, да многие и в действительности больше симпатизировали красным, чем нам, но и среди них были не только лояльные солдаты, но и убежденные противники большевиков. Из старых кавказских гренадер к нам попали двое, 9-го года службы, – эриванец и тифлисец, оба верные люди.

В общем, нужно сознаться, идти в первый бой «со многими неизвестными» было довольно жутко, но я возлагал большие надежды на то, что после первого боя все ненужное и вредное отсеется; так оно и случилось. Так стоял вопрос укомплектования личным составом; что касается вооружения, то нужно отметить, что новоявленное чудо Гражданской войны – пулемет на тачанке имелся у нас в полку в количестве шести экземпляров «максима» и с этой стороны мы, казалось, были обеспечены. Обмундирование у офицеров и солдат было пестрое – добровольческое. Особенно курьезным был Борис Силаев, в штатских ситцевых брюках в полоску с обмотками и в онучах, так как незадолго перед этим, когда он был еще в Сводно-гренадерском батальоне, его вещи, вместе с обозом, достались после какого-то неудачного боя красным. Купить же новое в то время не представлялось никакой возможности по скудности офицерского жалованья.

26 июля в 4 часа дня мы выступали из Царицына по Саратовскому тракту в направлении на Камышин, который в то время уже был занят нашими частями.

Первая ночевка была у деревни Орловки, которая месяц спустя сделалась центром кровавых боев за обладание Царицыном. Шли мы вдоль Волги, проходя по очереди Ерзовку, Пичугу, Дубовку, Песковатку, Водяное, Пролейку, Балаклею.

Наконец, 6 августа пришли в Камышин, где нас встретил наш начальник дивизии генерал Писарев, занимавший впоследствии крупные посты в Добровольческой и Русской армиях.

В Камышине к нашему полку были присоединены 2 роты Астраханского полка[637] с их командой разведчиков, что увеличило наш полк по численности вдвое. К тому же оказалось, что астраханцы – все добровольцы, великолепно дравшиеся с красными не за страх, а за совесть. Если не ошибаюсь, эти две роты представляли собой остаток полка, незадолго перед нашим приходом геройски погибшего на левом берегу Волги. Астраханские роты сохранили целиком свою организацию и влились в наш полк, как 5-я и 6-я роты.

В Камышине мы не задерживались и, не доспав ночи, вышли из города по направлению к колонии Мариенфельд.