Возрожденные полки русской армии. Том 7

В описываемый период в провале Добровольческой эпопеи решающую роль суждено было сыграть все же казакам – на этот раз кубанцам. Кубанцы и донцы были наиболее сильными и значительными мускулами в теле Добровольческой армии, но обладали удивительной особенностью не подчиняться центрально-мозговой системе, а посему почти всегда действовали вразброд. Донцы раньше кубанцев очнулись от большевистского угара и дали возможность в 18-м году на своей территории зародиться Добровольческой армии.

В начале 19-го года в умах донцов произошел поворот на 180 градусов, что чуть было не погубило дела, если бы не помогли очнувшиеся к тому времени кубанцы; сейчас, в 20-м году, затмеваться была очередь кубанцам. По улице Екатеринодара расклеены были воззвания донцов, обвиняющие кубанцев в измене общему делу. Кубанцы отказывались драться – донцы изъявляли готовность, а в результате Добровольческая армия, родившись на Дону, умерла на Кубани.

В конце января остатки наших гренадер держались у Белой Глины. Общее положение вещей складывалось таким образом, что отход в Новороссийск (который думали защищать) или Крым обрисовывался с достаточной ясностью. Боясь потерять связь с полком во время возможного беспорядочного отступления, я решил ехать в полк, невзирая на не вполне зажившие раны. Штаб полка находился в Белой Глине, но самого полка почти не существовало, ибо всего-навсего к моменту моего прибытия кадр офицеров и старых солдат выражался цифрой – 60 человек. В Белую Глину пришло пополнение для всех гренадер до 1000 человек мобилизованных, но было уже поздно. Конец наступил при следующих обстоятельствах: 11 февраля получено было приказание частям нашей дивизии идти в Тихорецкую на формирование. На другой день утром, в ясный морозный день, мы вышли походным порядком в Горькую Балку, где предполагалось устроить большой привал и обед, туда же посланы были наши кухни. Прибывшее к нам пополнение шло без ружей, причем полки шли в таком порядке: кадр, пополнение, обозы, кадр, пополнение, обозы и т. д., и таким образом, расстояние между кадрами было довольно значительное.

Так как я плохо ходил, то командир полка, не давая мне особого назначения, посадил меня на свою таратайку, на которой я и следовал с полком. Кадром командовал на правах командира батальона только что вернувшийся по излечению от ран старый полковник Чудинов, который в первый день своего прибытия в наш полк 15 августа 19-го года был ранен в обе ноги навылет.

Только мы вошли в деревню, назначенную для большого привала, как где-то за околицей послышалась редкая ружейная стрельба. Я слез с подводы и подошел к полковнику Кузнецову. «Ты чего слез? Езжай на ту сторону оврага, – сказал А.Г., – сейчас может начаться бой».

Не предвидя ничего особенного, я спокойно влез в повозку, и возница стегнул лошадей. Через несколько минут мы перебрались через балку, и глазам нашим представилась такая картина: весь горизонт, насколько хватало глаз, покрылся всадниками, мы оказались атакованными красной конницей. Их конная батарея открыла беглый огонь по походной колонне. Полковник Кузнецов выставил кадр для встречи противника. Кадры прочих полков растерялись. Произошла заминка. Наши открыли огонь, но их было так мало, что лава обскакала их со всех сторон – в один момент. Началась рубка. Поднялась невообразимая паника – повозки и конные понеслись во всю прыть, мобилизованные кричали «Ура» и не давали стрелять кадру. Красная конница, порубив хвост колонны, начала обтекать и захватывать остальное. И это ей удалось. На мою повозку успели сесть три офицера, и мы с замиранием сердца, оглядываясь назад, наблюдали картину погони. Вот пятеро особенно ретивых гонятся за нашей тачанкой, блестят их шашки, наш возница гонит лошадей, насколько позволяют средства. Лошади сильные, дорога, к счастью, великолепно укатана. Расстояние между нами и всадниками все уменьшается, но одновременно увеличивается общее расстояние, отделяющее наших преследователей от их главных сил, – те грабят обоз. Лишь бы еще спереди не выскочили красные, а от этих отобьемся, решил я и, вынув свой маузер, засунул его за борт полушубка. Предстоял бой не на жизнь, а на смерть… Я молил Бога, чтобы маузер только не отказал. В противном случае конец… проносилось у меня в мозгу. Но, увы, красные замедлили ход, остановились, помахали шашками и повернули шагом обратно. Мы были спасены. Но что сталось с остальными, мучил нас вопрос. Ночевали в станице Тихорецкой, а утром поехали на станцию. На станции, к великой радости и изумлению, я увидел полковника Кузнецова. В последний момент, когда все погибло, его вынесла его прекрасная кобыла. Состояние у всех спасшихся было ультраподавленное, на душе тяжелым балластом лежала смесь стыда и скорби. На третий день после прибытия на станцию Тихорецкая наши остатки едва совершенно не погибли от страшного взрыва снарядов, произведенного большевистскими агентами, которые, почуяв успех, смело подняли голову.