6-го вечером остатки гренадер во главе со мной прибыли на станцию Крымская, где мы должны были получить указания нашего командира, полковника Кочкина. В ожидании его прибытия прошли 7-е и 8 марта. Вечером 8 марта я почувствовал себя плохо. У меня поднялась температура, и я примостился в одном из стоявших на запасном пути вагоне. Вдруг, взволнованные, вбегают ко мне несколько наших офицеров и докладывают, что на станции появились дроздовцы, которые арестовали всех бывших на перроне офицеров, в том числе нескольких наших. Оказалось, дроздовцы демонстрировали свой коронный номер – «мобилизацию». Тут уже, конечно, никакие силы не помогали. Офицеры подвергались незаслуженным оскорблениям и даже побоям. Я вышел на совершенно обезлюдевший перрон и как раз наткнулся на полковника Туркула, шедшего в сопровождении конвоя. У нас произошел разговор, в котором я указал властителю положения на всю неприемлемость по отношению к офицерам приемов вверенных ему частей и просил освободить арестованных. «Вы должны присоединиться к нам», – заявил он мне. «Прекрасно, но у нас есть свои начальники, приказания которых мы и исполняем». – «Хорошо, я вам достану приказ», – сказал полковник Туркул и пошел по направлению к штабному поезду. Я отправился к себе в вагон. Через час меня вызвали к месту расположения дроздовцев. Последние, в количестве роты, разместились у костров, расположенных в парке, прилегающем к станционным постройкам. Несколько поодаль на дереве висел труп повешенного. У отдельного костра сидели наши «мобилизованные». Мне предложили подписать именной список сдаваемых под расписку офицеров.
Пришлось подписать. «Ну вот, теперь повоюете, а то вы, как видно, не воевали еще», – донеслись до меня реплики дроздовцев.
Мы стали «дроздовцами».
Чуть свет получен был приказ погрузиться для следования в Новороссийск. Погрузились. У меня сразу начался сильный жар; на одной из остановок пришлось обратиться к доктору. «Боюсь, что у вас тиф, – сказал доктор. – Вы болели сыпняком?» – «Болел», – ответил я. «Завтра посмотрю вас еще раз», – сказал доктор и ушел.
К вечеру мы прибыли в Тоннельную. Мне сделалось совсем плохо. Наши гренадеры приняли во мне участие и устроили меня, наконец, в классный вагон. Я просил их меня не бросать, в случае если я потеряю сознание. Всю ночь я бредил. Под утро немного забылся. В это время мои новые однополчане сгрузились с эшелона и ушли в Новороссийск, оставив меня на произвол судьбы. К счастью, утром мне стало легче. Я лежал один в вагоне. «Ну, нужно уходить, пока не поздно», – сказал я вслух и, собрав последние силы, встал и тронулся в путь.
Придя в Новороссийск, я не знал, кого и где искать, но случай помог. Идя по путям, я вдруг услышал, что меня кто-то окликнул. «Котэ, ты ли это? – встретил меня поручик Богомолов. – Здесь наша хозяйственная часть, вот в этом вагоне, – указал он рукой, – идем к нам, для тебя найдется место». В теплушке было уютно и тепло. Меня напоили чаем и уложили. Наутро пришел Гранитов. Посмотрев на меня, он сказал: «Знаешь что, сегодня идет пароход на Кипр. Уезжай-ка ты, подлечись. Сейчас тебе здесь все равно нечего делать». Я колебался. Путешествие в полную неизвестность без гроша денег в кармане казалось мне рискованным. Нехотя пошел я за Владимиром. Пришли мы в бюро на Серебряковской улице, там была масса народа. «Ну, становись в очередь, а я сейчас приду», – сказал Володя и ушел. Я постоял, постоял в очереди, мне стало плохо, и я решил не ехать. Когда я вернулся в вагон и лег, мне передали, что только что был Гранитов, который меня разыскивал. Вскоре Володя пришел опять. «Ты почему же не остался? – возмущался он. – Ну-ка, идем вместе…» Через час, получив необходимые документы, я шел на восточный мол, где стоял целый ряд громадных пароходов. Мои документы написаны были на пароход «Бургомистр Шредер». Громадный корпус «Шредера», как трехэтажный дом, возвышался над пристанью. Усиленным темпом шла погрузка при помощи команд с английского дредноута «Император Индии». Грузили автомобили, орудия, обмундирование и всякие другие грузы, тарахтели лебедки и звенели цепи. В ушах у меня стоял стон. С большим трудом поднялся я по трапу. На мостике у меня потребовали, через переводчика, документы. «С вами есть оружие?» – последовал вопрос. «Есть». – «Сдайте его сейчас, вы получите его обратно по прибытии на место». Я снял свой маузер и передал его морскому офицеру. К слову сказать, маузер свой я уже больше не увидел – англичане его мне не вернули.