С нескрываемым презрением в скопление заключенных бросили несколько кусков хлеба, на который они набросились, как стая рыб, рвали и выхватывали его друг у друга, растеряв последние остатки своего достоинства.
Антонио наблюдал за тем, как к одному куску хлеба тянулась дюжина человек, и его воротило от вида собственной руки, исхудавшей, с грязными ногтями, пытающейся выдернуть корку из чьих-то пальцев. Их опустили до животного уровня, вынудив обернуться вот так друг против друга.
Затем их снова загрузили в поезд, который протрясся по рельсам еще не один час, прежде чем, дернувшись, не остановился. Заключенные тут же заволновались.
– Где мы? – выкрикнул голос из середины.
– Что там видно? – поддержал его другой. – Что происходит?
Но это был еще не конечный пункт их путешествия. Антонио снова вывалился из клетки и увидел дюжину ожидающих их грузовиков. Заключенным приказали забраться в кузов.
Набившихся точно сельди в бочке людей кренило из стороны в сторону: грузовики переваливались с боку на бок на ухабистой дороге. Где-то через час раздался скрежет трансмиссии, резко сработали тормоза. Всех качнуло вперед. Двери открылись, потом захлопнулись, засовы задвинулись, послышались крики, команды, какие-то препирательства. Поджилки опять затряслись от страха. Бог знает, куда их завезли, хотя Антонио показалось, что где-то вдалеке вырисовываются городские окраины.
Мужчины зашептались.
– Вроде странно было бы притащить нас сюда, чтобы просто прикончить, – размышлял заключенный, к которому Антонио оказался плотно, лицом к лицу, прижат на протяжении последних четырех часов. Из его рта воняло так, что Антонио едва не задохнулся. Он знал, что у него самого дыхание было далеко не свежим, но от зловония, которое источали гнилые беззубые десны старого солдата, в буквальном смысле тянуло рвать.
Антонио уже хотел было ответить, но его опередили:
– Думаю, они бы с нами уже разделались, если бы таков был их план.
– Не будь так в этом уверен, – мрачно заметил кто-то еще.
Спор продолжался, пока на них не гаркнул один из солдат. Им было приказано пройти по тропе, отходящей от дороги, и вскоре они увидели, куда именно их привезли. Перед ними показался ряд бараков. Многих захлестнула волна облегчения: они разрыдались, осознав, что жизнь их сегодня не оборвется.
Когда заключенных выстроили в несколько шеренг на клочке земли перед бараком, к ним обратился капитан, из всего лица которого можно было разглядеть только жесткий рот и острые скулы. Антонио разозлило, что глаза капитана оставались скрытыми козырьком фуражки. Толпа молчала, замерев в ожидании. Они впервые за долгое время ощутили надежду, увидев, как раскрылись тонкие губы нового начальника.
– Благодаря великодушию нашего славного генерала Франко вы получаете незаслуженный подарок, – сказал он. – Сегодня вам дается еще один шанс.
В толпе прокатился облегченный ропот. Тон его речи вызвал у Антонио чувство гадливости, а вот ее содержание воодушевляло. Капитан продолжил. Ему нужно было передать послание, и он не собирался ни на что отвлекаться.
– Вы, несомненно, слышали о том, что был принят закон, позволяющий отбыть наказание в виде исправительных работ. Два дня работ засчитываются вам как один день тюремного заключения. Такие ничтожества, как некоторые из здесь присутствующих, не заслуживают такой щедрости, но таково постановление генералиссимуса.
Капитан говорил так, словно проглотил горькую пилюлю. Он явно не одобрял подобной снисходительности и предпочел бы, чтобы эти преступники понесли самое суровое наказание, но слово Франко решало все, а он был связан приказами.
Офицер продолжил:
– И что еще важнее, вы были избраны для величайшего из всех дел.
У Антонио появилось дурное предчувствие. Он слышал, что заключенных используют на принудительных строительных работах, к примеру на восстановлении городов, таких вот, как Бельчите и Брунете, сильно пострадавших в ходе военных действий. Может, это и уготовила ему судьба.
– Вот что сказал каудильо, когда объявил о своем замысле. Цитирую…
Капитан весь подобрался и заговорил с еще большей напыщенностью. Ирония состояла в том, что голос у него звучал куда ниже и мужественнее, чем у Франко, чей тонкий придушенный голосишко им всем был хорошо знаком. «Я хочу, чтобы этот комплекс обладал величием святынь прошлого… служил местом отдохновения и размышлений, где будущие поколения смогут отдать дань уважения тем, кто сделал Испанию лучше…» Он повторял слова Франко нараспев, с благоговением, но вскоре в голосе вновь появились резкие нотки.
– Сооружение, которое вам поручено возвести, называется «Долина павших». Этот мемориал увековечит память о тех тысячах погибших, защищавших нашу страну от красных паскуд – коммунистов, анархистов, трейд-юнионистов…