Возвращение

Хотя им и не давали читать статей в газетах, которые в штыки восприняли их прибытие, новость о том, что националисты захватили Бильбао, от испанских беженцев скрывать не стали. Город пал всего через месяц после их отплытия. Этот день стал черным для Стоунхема. Многие дети как с цепи сорвались: ударились в крики и слезы, точно обезумев от мысли, что их родителей может уже не быть в живых. Несколько мальчишек, включая Энрике, сбежали из лагеря, твердо вознамерившись отыскать лодку, чтобы отправиться на ней обратно в Испанию и дать бой фашистам. Их быстро нашли и вернули в лагерь. Мерседес всю ночь успокаивала Энрике, убеждая, что с его мамой все в порядке. Пока она сидела с парнишкой, ей вспомнился Хавьер, и у нее снова промелькнула надежда, что он давно уехал из города.

Новость о захвате Бильбао поставила всех в сложное положение.

– Мы ведь не можем сейчас вернуться? – спросила Мерседес у одной из помощниц.

– Нет, думаю, что не можем. Мне кажется, теперь детям там будет находиться еще опаснее, чем раньше, – ответила Кармен.

– Тогда что со всеми нами будет? – спросила Мерседес.

– Я знаю не больше твоего, но сомневаюсь, что мы долго еще протянем в этих палатках. Климат не тот!

Рано или поздно всех беженцев из лагеря в Норт-Стоунхеме пришлось бы переселить куда-то на постоянное место жительства. Комитет помощи баскским детям уже вплотную занялся поисками вариантов. Они организовывали «колонии» по всей стране, в которых размещали детей, и место для каждого ниньо [83]определялось произвольно. Кто-то отправлялся в очередную палатку, кто-то – в пустующую гостиницу, кто-то – в замок. Мерседес достался большой загородный дом.

В конце июля она сопровождала группу из двадцати пяти детей, включая Энрике и Палому, в их поездке в Суссекс. Они сели на поезд до Хейвордс-Хит. На вокзале их встретили городской оркестр и дети, которые принесли с собой сладости. День выдался теплый и счастливый. Там они сели в автобус, доехали до деревушки, расположенной в пятнадцати километрах от города, прошлись оттуда немного пешком и добрались наконец до ворот Уинтон-Холла.

Увенчанные орлами въездные столбы выглядели внушительно, хоть и обветшало. В них не хватало нескольких кирпичей, а одна из заросших мхом птиц где-то потеряла крыло. Тем не менее впечатление они производили устрашающее, словно предваряя, что ждет гостей впереди. Дети взялись за руки и двинулись парами по тянущейся с километр разбитой подъездной дороге. Мерседес шла с Кармен, учительницей, отвечавшей за группу. За последние два месяца женщины тесно сдружились.

Было жарко. Настолько, что могло показаться, будто они снова дома. Вокруг них тянулись пока еще не убранные поля, бледные и засушливые, а небо было ясное, ярко-голубое. В кустах буддлеи, в изобилии росших вдоль дороги, грелись на солнце бабочки, и детки помладше визжали от восторга, когда над их головами порхали красные адмиралы. Они собирали лютики и ромашки с обочин, придумали песенку. Они шли, не замечая времени, даже о своих тяжелых сумках думать забыли.

Мерседес первая дошла до изгиба дороги, за которым открывался вид на дом. Она встречала в книгах картинки старинных английских усадеб, поэтому имела некое представление о том, как они выглядят, но ей бы и в голову никогда не пришло, что одна из них станет однажды ее домом. Уинтон-Холл был выстроен из камня песочного цвета и имел такое количество дымоходов и башенок, что не все младшие дети смогли бы их сосчитать.

– Ух ты! Волшебный замок! – воскликнула Палома.

– Мы будем жить здесь с новым королем? – спросила ее подружка.

Хозяева поместья наблюдали за их приближением из комнаты на втором этаже и сейчас стояли в ожидании на верхней ступени крыльца. У их ног сидели два спаниеля.

Сэр Джон и леди Гринэм могли похвастать всеми приличествующими мелкопоместным дворянам в Англии атрибутами, за исключением благосостояния. Уинтон-Холл был построен еще дедом сэра Джона, богатым промышленником, но за все те годы, что в нем жили последующие поколения, особняк начал ветшать.

– Добро пожаловать в Уинтон-Холл, – сказал хозяин дома, спускаясь с крыльца, чтобы поприветствовать гостей.

Кармен была единственной в их группе, кто хоть сколько-нибудь говорил по-английски. Дети за время своего пребывания здесь выучили несколько слов, но беседу поддержать не могли.

Мерседес знала только, как сказать «здравствуйте» и «спасибо». Оба слова пришлись сейчас как нельзя кстати, и она ухитрилась их худо-бедно пролепетать.

Леди Гринэм осталась стоять на крыльце, равнодушно оглядывая прибывших. Не ей в голову пришла мысль пригласить сюда беженцев. Это была взбалмошная затея ее супруга. Он приходился дальним родственником грозной герцогине Атольской, основательнице Комитета помощи баскским детям; теперь, когда лагерь расформировывали, она по всей стране подыскивала им дома. Леди Гринэм ясно помнила, как впервые услышала о плане своего мужа открыть перед беженцами двери их дома.

– Ну же, давай выручим бедняжек! – увещевал он. – Всего ненадолго.