Возвращение алтаря Святовита

– Русская армия, а потом и Советская традиционно формировалась из крестьян. А быт русского мужика и в мирное время напоминал войну: от Петрова дня до Прокопа, от посевной до уборочной. Битва за урожай действительно всегда была битвой, когда каждый день решающий и промедление смерти подобно, а неурожай – почитай верная смерть. У любого однополчанина, кто из деревни, спроси – подтвердит. И это не от случая к случаю, а постоянно и непрерывно, из поколения в поколение, год за годом – жизнь в состоянии цейтнота, работа в состоянии аврала, существование на грани возможного. Годами и веками все эти невзгоды оттачивали и формировали стальной характер, трудолюбие и веру в себя у наших предков. Посему и солдаты у нас всегда готовы к любым трудностям и лишениям воинской службы. Одно плохо – слишком долго мы запрягаем.

– Зато потом едем быстро, – дополнил присказку Жора.

– Правильно говоришь, посему сам понимать должен, что год и за два эта война не кончится. Это как пустить нечистую силу в дом, мороки не оберёшься, пока не прогонишь. Нам ещё всю Европу освобождать. Кстати, после обеда забери у Савченкова списки личного состава. Отсортируй по алфавиту, поговори с каждым, сверь, всё ли точно было записано. Если появится дополнительная информация, карандашиком допиши и в сейф запри. Угол себе в сарае отгороди, но не возле буржуйки, а где банки с огурцами стоят. На всё одни сутки, будем данные в Москву отправлять. Запрос уже пришёл, чем вы тут занимаетесь, пока Родина воюет. Усёк?

– Так точно! Усёк.

В восемь часов вечера, пока Дайва записывала повтор шифрограммы, был передан ответ. Принимавшей её радист отметил, что передача выполнена мастером экстра-класса, так как работа с такой постоянной скоростью без малейшего перерыва требует недюжих навыков. А при повторной передаче радист даже на мгновенье усомнился, человек ли сидит за ключом. Почерк походил на работу машины и нисколько не отличался от предыдущей. Попала эта шифрограмма и к немцам, но зона поиска передатчика была настолько велика, так что отмечен был только приблизительный район, раскинувшийся на много километров. А так как передача осуществлялась практически ночью, да ещё в сложных метеоусловиях для рации, то и обозначили её восточнее Починок. Шифровку отправили к криптографам, а те, поломав свои головы с недельку и получив какую-то абракадабру, отослали в архив, с формулировкой «потерявшая своё значение с изменением положения на фронте».

* * *

В ночь с восемнадцатого на девятнадцатое октября на подготовленный крошечный аэродром со второго захода сел транспортный самолёт. Как только винты стали сбавлять обороты, посадочные огни одновременно потухли, а к самолёту устремился десяток людей. Если бы не закреплённые на головах фонарики, одетых в белые накидки лыжников было бы не разглядеть. Пилот поначалу струхнул и хотел уже разворачивать самолёт, как заметил сани, на которых стояла большая бочка. Мужичок на них уже устанавливал помпу с гофрированным шлангом. Поджидала бы их засада, то уж заправлять самолёт наверняка не стали бы. Из распахнувшейся двери спустили трап, и как только четверо пассажиров вместе с грузом спустились на землю, в чрево самолёта быстро зашвырнули мешок с почтой, опломбированный брезентовый тюк, а ошалевшим от подобной встречи лётчикам предложили пятилитровый термос с крепким горячим кофе. Один из встречающих, представившись комиссаром Жорой, доверительно сообщил, что помимо сахара он сам ливанул в термос маленькую фляжечку трофейного коньяка. А пока будут разворачивать самолёт, можно подкрепиться бутербродами. Только просьба одна, объясните, куда топливо заливать? Через тридцать минут, приняв на борт двух раненых, транспортник взлетел.

Прибывшим на самолёте выдали лыжи, и один из них заметил на партизане танкистский шлем, соединённый проводом с маленьким чемоданчиком за спиной. Он что-то говорил, словно разговаривал сам с собой, а Антон тихо сказал своим:

– На Ваню нашего похож, даже ростом с ним одним. Может, он и есть? Вдруг выжил?

– Нет, Тоха, – ответил Пётр, – мы сами слышали, как он попрощался с нами.

– «Господи, как пожить-то хочется», я его слова на всю оставшуюся жизнь запомню, – сказал Егор, – отомстим за Ваню, за каждый не прожитый им год по фашисту.

Через час пути, пробираясь по едва заметным тропинкам, колонна вышла к реке, и дальнейший путь проходил по льду. Вскоре они остановились. Партизаны стали отвязывать от себя санки, снимать лыжи, а Пётр, задрав голову, с удивлением обнаружил знакомые очертания дома. Совсем недавно они прятались здесь. Только вместо зелёно-золотистых листьев – снег. Пока он осматривался, сверху сбросили трос и связанные между собой санки потянулись в горку, к раскрытым воротам, возле которых зажигались огни.