Возвращение Амура

Плот Остина ходко шел по быстрой, бурливой Шилке. На кормовом прави^ле – длинной и довольно толстой березовой жерди с вёсельной лопастью на конце, – широко расставив ноги в облегающих сапожках-арамозах, стоял Ваньша Казаков. Его смоляные кудри и белую свободную рубаху полоскал ветер, дувший с Борщовочного хребта. Течение бросало плот от одного берега к другому, но Евлан, бывший на носовом прави^ле, всякий раз успевал отвернуть от налетающего быка, а Ваньша уверенно выводил плот на стрежень. Волны захлестывали дощатый настил, порою даже окатывали два больших балагана, сооруженных бок о бок посредине плота. Сам Евлан был мокрешенек от сапог до войлочной шапки, чудом державшейся на его разбойничьей шевелюре, но гулами, легкий безрукавный кожушок до колен, сшитый из козьих шкур ворсом наружу, защищал хорошо: рубаха на теле и штаны оставались сухими.

Позади Евлана расположились пассажиры – мистер Остин и его супруга, оба в костюмах английских матросов, в шапочках с помпонами; разница была лишь в занятиях: в то время как Ричард, сидя на чурбачке, что-то записывал карандашом в толстую тетрадь в коленкоровом переплете, Хелен жадно рассматривала убегающие назад живописные картины скалистых берегов. Она и заметила двух всадников, скачущих во весь опор по каменистой дороге, вьющейся по левому берегу реки. Еще две лошади под седлами шли в поводу.

– Кто это может быть? – спросила она Евлана, тронув его за плечо и указывая на всадников.

Евлан мельком глянул, отрицательно мотнул головой:

– Не туды смотришь, дамочка. – И кивнул растрепанной бородой вперед: – Тудысь гляди.

Хелен взглянула и охнула про себя: на них стремительно набегала черная скала, похожая на огромного барана, склонившего к реке крутой лоб с закрученными рогами. Вода под его мордой кипела белой пеной и взревывала, словно от могучего дыхания.

– Чертов Куцан! – крикнул Евлан. – Ежели его пройдем, дале, на Долгом плесе, можа будет и побарничать, передохнуть…

– А что, можно и не пройти? – потянувшись к его уху, чтобы было слышней, спросила Хелен. Она, как показалось Евлану, совсем не боялась бойца.

– Запросто! Он сплотки, как орешки, щелкат. Токо держись!

– За что держаться?

– А за что хошь, – хохотнул Евлан. – За штаны мои али за то, что в штанах. И-эх, глянь, как он баско волну бодат, Чертов Куцашек!..

Остин оторвался от записей и с ужасом уставился на черный «бараний лоб»; на нем уже хорошо были видны трещины, выступы, расщелины, из которых выглядывали какие-то кустики. Евлан и Ваньша остервенело выгребали, что-то крича, но Остин не понимал, да и не слышал. Он все воспринимал, как кошмарный сон: вот правѝло вырвалось из рук Евлана… вот плот ударился углом о выступ бойца и начал разваливаться… вот Евлан ухватил Хелен за поясной ремень, и они вместе словно провалились в пенную круговерть… вот он, Ричард, оказался с головой в воде, его крутануло, ударило бревном, и солнечный день померк.

Он уже не видел, что сразу за Чертовым Куцаном, куда вынесло обломки плота и людей, с выступа скалы в водоворот, скинув мундир, прыгнул какой-то офицер, как вместе с Ваньшей вытащил его на пологий берег, как помогал Евлану выносить Хелен. Не чувствовал, как офицер в первую очередь обшарил его карманы, но нашел только портмоне с деньгами и тут же вернул его на место. Очнулся он оттого, что кто-то ощупал его голову и сказал густым басом:

– Невелика болька, заживет.

Другой голос, чуть повыше, произнес с явной усмешкой:

– Ну, вы и смекалисты! За хорошее дело, братцы, и выпить не грех.

– Вместях и выпьем, – прогудел Евлан (его Ричард узнал сразу). – Вот оклемаем утопленников… Кирик, ты давай запали костерок – обсушиться надоть.

Значит, жив, подумал Ричард, не открывая глаз, и снова впал в забытье.

Когда он окончательно пришел в себя, ощутил, что лежит на чем-то мягком, укрыт попоной, а под головой – конское седло. Попробовал повернуть голову и заскрипел зубами от боли, пронзившей голову выше шеи. Однако стерпел и все-таки посмотрел в сторону, откуда доносились негромкие голоса, тянуло дымком и потрескивали сучья на огне. Там, возле костра, стояли четверо мужчин, двоих он узнал – Евлан с сыном, – двое других незнакомы; на одном из них, грузном и развалистом, была форма казачьего офицера, по крайней мере, шаровары с алыми лампасами и архалук, перетянутый поясом с кинжалом. Хелен рядом с ними не было. Неужели утонула?! – резанула мысль и стало очень грустно: он успел привязаться к этой интересной, умной женщине, явно талантливой разведчице. И тут же подумалось, что операция наверняка сорвалась и не видать ему Амура, как своего затылка.

От острого осознания непоправимости случившегося Остин застонал, и к нему тут же подскочил Ваньша Казаков:

– Очухался, слава те господи! А мы уж бузовать зачали – лежишь и лежишь…

– My wife… Моя жена…

– Жива твоя баба, – откликнулся от костра Евлан. – До ветру пошла… ну, тоись, по нужде своей женской. Щас явится…

– Where are we… Где есть ми?