Внезапное мерцание света вывело Дэвида из оцепенения. Становилось то светло, то темно; сперва небо окрашивалось чёрным, затем рассветало. Однако ни одно из светил не обозначало свой ход на небосклоне. Что это означало? Ведь должно же было быть какое-нибудь объяснение!
Дэвид понял, что дорожка обрывается в такой же пустоте, что была кругом. До неё нельзя дотронуться, туда нельзя шагнуть.
Он стал рвать на себе одежду и бросать в пропасть, возникшую перед ним. Похоже, это препятствие было создано исключительно для живой материи. Одежда перелетала сквозь преграду и исчезала.
Но вот, наконец, мерцание прекратилось. Сколько времени оно продолжалось? Дэвид слишком многого не знал.
И вдруг дорожка сомкнулась. Со всех ног, не чувствуя себя от пережитого волнения, он бросился туда, к ней. Вбежав по ступенькам, он приоткрыл дверь её квартиры. Дэвид увидел много незнакомых людей. Они не обращали на него никакого внимания. Он подходил к ним. Они отворачивались от него или просто не замечали.
И тут он не выдержал.
— Милая. Любовь моя. Отзовись. Где ты? — голос сорвался, слёзы выступили на глазах.
Ему никто не ответил.
Дэвид пошёл по комнатам. В одной из них он наткнулся на женщину, стоявшую неподвижно спиной к нему.
Чувствуя дрожь в ногах, он несмело приблизился к ней. Женщина обернулась. Это была Она.
Он смотрел на неё, на изменившиеся черты лица. Но всё же ещё те, те самые, родные, любимые.
Она смотрела на него. А, может, через него. Потом она отвернулась, прошла по направлению к двери в соседнюю комнату.
Дэвид неотступно следовал за ней, за той, ради которой был готов пожертвовать всем, самим собой, только бы быть рядом, быть вместе, всегда.
Он подошёл к ней, взял за руки, заглянул в глаза, наполненные тоской и грустью.
— Что с тобой, моя милая. Я пришёл. Ты меня не узнаёшь? Родная…
Дэвид набрал в лёгкие побольше воздуха, чтобы сохранить дар речи; язык не повиновался, от слёз першило горло.
Она освободилась от его рук, подошла к разложенной кровати, легла.
Какая-то дама строгого вида зашла в комнату, посмотрела сквозь Дэвида и, прошмыгнув мимо, исчезла.
Дэвид опустился на колени перед кроватью. Он стоял перед ней как тогда, но что-то изменилось.
— Я люблю тебя, — произнёс Дэвид, с трудом выговаривая слова.
Она поднялась с кровати. Он встал на ноги.
— Помнишь, ты говорил мне, что хорошо быть свободным человеком? — спросила она, не глядя в его сторону.
Дэвид не помнил такого. Вернее, он знал, что не мог такого говорить.
Она продолжала.
— Ты говорил, что очень хорошо быть то там, то здесь, то с одной, то с другой…
Она замолчала.
— Нет. Если это и было, то это неправда. Я же не могу без тебя.
Он запнулся. Посмотрел на неё. Её глаза были устремлены куда-то мимо.
— Ну, с одной, с другой, но любить только тебя!
Она подошла к нему.
— Верю.
И снова установилось молчание.
«Сколько же лет прошло», — судорожно соображал Дэвид. — «Пять, десять. Эти смены дня и ночи. Эта пустота кругом. Эти люди».
Она прошлась по комнате, потом снова подошла к нему. Только теперь Дэвид почувствовал, что она смотрит в его глаза. И её глаза были влажными.
— Я только не знаю, забывать мне тебя теперь совсем или нет, — произнесла она с надрывом.
— Не надо забывать. Пожалуйста.
— Какие вы!..
Женщина заплакала, растирая слёзы по лицу.
Дэвид обнял её. Она прижалась к нему. Как тогда, десять лет назад. Они снова вместе.
И тут мир покачнулся. Она исчезла. Исчез дом. Исчезло всё.
Дэвид лежал на земле, на бархатистом зелёном ковре, перед ним виднелась полуразрушенная мечеть, а высоко над головой сияло местное светило. Рядом на траве лежала голубая горошина.
Дэвид всё понял.
— Это был эксперимент планеты, — застонал он.
Дэвид был убит, убит наповал. Нет, даже не так. Он был уничтожен.
Это был эксперимент. Очередной эксперимент с ним. Это не могло быть сном. Но как жестоко. Пусть любой эксперимент сам по себе жесток. Но этот — бесчеловечен! Подарить мечту — и отнять. Подарить надежду — и отобрать. Подарить любовь — и украсть. Это бессердечно!
— Пусть я чужак здесь. — Дэвид катался по земле. — Но ведь у меня не было ни одного шанса вернуть любовь. И, главное, — как в жизни. Сон как жизнь.
— А, может, и жизнь — только сон?
— Кто это спросил? — Дэвид стал оглядываться по сторонам. Он не ожидал, что за ним наблюдают.
— Это я, планета, — зазвенело в ушах.
У Дэвида напряглись мышцы, вздулись желваки на скулах.
— Ты! — прошипел он. — Зачем ты это сделала? Ты ведь не можешь сделать ту девушку заново.
— У тебя есть Илона, — бесстрастно заметил голос планеты.
— Прекрасно, ты уже успела изрядно покопаться у меня в мозгах, — сквозь зубы процедил Дэвид. — Конечно, теперь я для тебя, как раскрытая книга.
— Ты сам хочешь отвечать на свои вопросы?
— Нет. Нет. Я не хочу. Но я люблю ту девушку, я не могу без неё. Ты меня убила этим опытом. Это варварство. Я ведь человек.
Дэвид укусил себя за руку, чтобы не закричать. Когда он ослабил прикус, с руки стекала струйка крови.
— Прости меня, — извинилась планета. — Я не думала, что это так действенно. Я считала, что ты как все. Посмотрят и забудут.
— Так ты со всеми проделываешь подобное?