Возвращение Бессмертного

В третью ночь, пролистав наугад несколько страниц, он попал на главу с интригующим названием «Главная тайна Марьи Моревны». Глава была небольшая, и, быстро прочитав её, Костя впал в глубокую задумчивость.

Он убрал Книгу в рюкзак, почти уже жалея о том, что прочитал. Ну, узнал он главную тайну царицы и что теперь? Что ему делать с этим знанием?!

Костя повернул голову на подушке, посмотрел на спящего друга. Хорошо, что Олег не добрался до этой главы, не говоря уже про Яну. Если даже его, постороннего человека, так задел раскрытый секрет Марьи, можно представить какое впечатление он произвёл бы на её крестников. Как бы они совсем не перестали с ней разговаривать!

Костя ворочался на узкой неудобной койке и думал с досадой о странном мире взрослых. С его, мальчишеской точки зрения, секрет царицы был, конечно, малоприятным делом, но вряд ли стоил таких усилий по утаиванию. Со всеми может случиться, не только с царицами. Репутацию её это, конечно, подпортит, но вряд ли скажется на народной поддержке. Не на этом она держится.

Костя понимал, однако, что никогда не рискнёт проверить свою догадку на практике. При одной мысли об этом он морщился от стыда и мотал головой. Марья бы всё отдала, чтобы скрыть свою тайну, но Костя даже подумать не мог, чтобы шантажировать её этим. Это было так мерзко и стыдно, что даже возвращение домой не стоило того. Если даже Кощей, единственный кто знал тайну сестры, не раскрыл её, несмотря на всю вражду, то ему и подавно не стоит. Хуже Кощея он, что ли?!

Костя поклялся себе, что тайну царицы никто не узнает, по крайней мере, не от него, и с тем, наконец, уснул.

* * *

Утром прибежал Васька Гусь – парень, приносивший им завтрак – и торопливо задраил окошко.

– Суховей! – пояснил он на недоумённые взгляды мальчишек. – Эк, не повезло нам проскочить его. Теперь застрянем.

У Кости противно заныло под ложечкой. Сильный восточный ветер периодически поднимал пески Арданской пустыни и, преодолевая сотни верст, проносил их по ничем не защищённым берегам Живой реки, замедляя, а то и вовсе останавливая судоходство.

Из-за этих суховеев, навевающих огромные барханы, Живая река постоянно меняла течение. Раньше она впадала в Тёплое море много восточнее, в Залив Утопленников. Но в последние годы барханы всё больше и больше отклоняли нижнее течение реки на запад, образуя так называемую Большую Излучину. Гребень – цепь мощных лесистых холмов – удерживал реку в среднем течении, чего не могла сделать с нижним плоская южная степь.

Из-за этого городов и поселений в нижнем течении реки, впадающей теперь в море всего в паре верст восточнее Скального Грая, не ставили. Капитаны торопились проскочить нижний участок как можно быстрее, но это было сложно из-за изменчивого течения, коварных мелей, перекатов и блуждающих омутов. Так называли таинственные провалы в дне реки, которые возникали в самых неожиданных местах и затягивали в глубину проходящие над ними лодки и корабли. Попавшие в омут были практически обречены; лишь самым опытным капитанам на самых крупных и крепких судах удавалось вырваться.

Всё это Костя узнал от Олега и понимал теперь, что плавание рискует оказаться не только томительным и опасным, но и довольно трудным. Как ни задраивали люки и двери на корабле, противный ноющий ветер всё равно находил куда набить мельчайший песок. Он оседал в волосах, на воротах рубах, набивался в уши, нос и сапоги, скрипел на зубах.

Суп и каша, которые приносили мальчишкам, тоже были в песке. От него невозможно было избавиться. Ложась спать, ребята основательно вытряхивали постель и закрывали лица шёлковыми платками, которые Садко велел выдать им и всей команде. Просыпаясь утром, они стряхивали с себя и с постели по полведра набившегося песка.

Галера еле шла. Ветер сносил её к западному берегу, и рулевому стоило больших усилий удерживать тяжёлое судно на середине реки. Гребцы работали посменно, меняясь каждый час. Пока одни с огромным трудом гребли, поднимая галеру против течения в мелкой жёлтой взвеси, другие пытались отдышаться, опуская лица в корыта с водой и прочищая забитые песком, несмотря на шёлковые маски, ноздри, глаза, рты.

На ночь Садко ставил «Щуку» на якорь, давая отдохнуть команде. Плыть в кромешной тьме, которую пробивало лишь дневное солнце, было невозможно; измученным людям требовался отдых.

Теперь Костя с Олегом и сами не стремились выйти. Если в каюте и трюме ещё можно было ходить, дышать и даже разговаривать, хоть и с осторожностью, то на палубе всё это давалось с огромным трудом. Уже на второй день команда предложила заякориться и переждать суховей у берега. Но Садко упрямо вёл «Щуку» на север, утверждая, что быстрее выйти из полосы суховея, чем пережидать его на одном месте.

Четыре дня они пробирались в жёлто-пыльной мгле, и только на пятый вышли на чистую воду. Ветер стих, небо прояснилось, и команда дружно попрыгала за борт. Вода была ледяная, но всем так осточертел песок в исподнем, что люди хотели смыть его хоть чем, лишь бы побыстрее.