Алабуга не думал, что может ненавидеть Марью сильнее, но, увидев её сейчас, почувствовал, как задыхается от бешенства. Эта ведьма… эта хитрая властная стерва… цвела и правила здесь… в его городе… пока он сходил с ума в её тюрьме! Она убила Василия… заняла его трон… подчинила себе царевича. О, он знает, что у неё на уме, знает, что она хочет сделать с Иваном! Он не позволит ей этого! Она должна умереть!
Ведьма потянула с правой руки перчатку. Надо было бить, пока она не расчехлила своё главное оружие, свой колдовской камень. Пока она беззащитна.
Алабуга спустил тетиву. Он знал, что ведьма уже мертва. Он никогда не промахивался.
У Ольги дрожали пальцы. Они уже час, как вернулись, но сестра всё никак не могла отойти. Снятие Запрета далось ей не сильно легче, чем изгнание брата, притом что на этот раз не надо было преодолевать сопротивление живого человека. Требовалось всего лишь вытянуть обратно энергию заклятия. И даже это порядком их измотало – всех, не только Ольгу.
Она внешне держалась, не позволяла, в отличие от сестры, трястись рукам. Но внутри у неё тоже всё дрожало. И от перегрузки снятия Запрета, и от нервного ожидания предстоящего. Мороз выглядел хмуро-удовлетворённым, Соловей – напряжённо. Оба справились со снятием Запрета, помогли хорошо, не халтуря. Но полночного дела они ожидали в разном настроении.
Мороз ждал возможности расправиться с убийцей дочери. Он не смог этого сделать тогда, в прошлый раз. У него не было возможности. И сейчас он не был намерен упускать свой шанс. Восстановление высшей справедливости и спасение мира от безусловного зла очень хорошо совпадали с его личной местью. Мороз был спокоен и по возвращении деловито удалился к себе отдохнуть перед вторым заклятием.
В отличие от Мороза, Соловей был смутен. Он не возникал со своими вопросами и не досаждал предложениями, но она видела – Соловей до сих пор не смирился с тем, что ему предстоит. Только одно могло заставить его пойти на это, и Марья почти уже начала проникаться подобием благодарности к разбойнику, готовым ради неё убить лучшего друга.
Они поужинали с сестрой вдвоём. Не пустили никого – ни детей, ни Соловья, ни Ивана. Ей нужно было успокоиться и собраться, а Ольга просто не была готова поддерживать посторонние разговоры. Как и Соловей, она до сих пор не могла смириться, но ей хотя бы не придётся участвовать в деле. Как и договаривались, у Большого Лонгира её заменит Сирин. Уж вот кто хочет убить Кощея едва ли не больше Мороза!
– Маш, можно я останусь здесь? – Ольга просительно подняла на неё глаза. – Я не смогу даже быть там, ты знаешь. Это выше моих сил.
Сидели вдвоём в малой столовой, где утром Ольга завтракала с детьми. Пили зелёный чай. Наташа убрала остатки ужина и тихо исчезла. Потрескивали свечи.
Марья посмотрела на сестру и ощутила странную смесь умиления и раздражения. Как это мило, что сестра не может себя даже заставить смотреть на убийство брата! Хотя согласилась, что это необходимо, и только бы вот лишь ей не участвовать. В этом она вся!
– В условиях чётко указано – в Волхове не должно оставаться волшебников, когда мы проводим Обмен, – ответила Марья.
– Но…
– Но для тебя я сделала исключение.
– Правда?! – недоверчиво-испуганно вскинулась Ольга. – Как? Когда?
– Когда связывалась с Еленой насчёт Велизария. Объяснила, что ты нам там в полночь не нужна и от тебя будет больше вреда, чем пользы. Елена согласилась, но потребовала, чтобы ты сдала перстень. Саур должен убедиться, что город всё равно беззащитен.
– Ох! – Ольга вздохнула, заколебавшись. – Ну, если так надо… А это прям вот необходимо?
– Оля, в полночь Кощея не станет, а с ним и его тварей. Ты ничем не рискуешь. Но до полуночи не надо давать им никакого повода.
– Да… – Ольга страдальчески наморщилась. – Да, наверное…
Она сняла перстень, протянула через стол. Марья усмехнулась, взяла, допила чай.
– Как всё дошло до такого? – прошептала Ольга, отворачиваясь. – Мы собираемся убить родного брата! И кто мы после этого, Маша?!
Марья промолчала. Она спрятала перстень сестры под широкий, мягкий ремень на поясе, выпрямилась в кресле и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться.
– Помнишь, как он учил меня летать? – Ольга смотрела в тёмное окно и мыслями была явно не здесь. – Он поднимался со мной и ловил, когда я падала. А я всё время падала вначале, помнишь? Однажды он не стал подниматься со мной. Сказал, что…
– Пора! – Марья резко встала, оборвав её, оправила платье. Ольга с испугом вскинула глаза.
– Да ведь ещё часа полтора…
– И дел не меньше. И хорошо бы явиться пораньше, всё как следует объяснить мальчику. Чтобы хотя бы он не пострадал.
Ольга поднялась вслед за сестрой, колыхнув свечное пламя. Марья уже шла к двери.
– Иди к детям, – бросила она на ходу. – Я подойду через несколько минут.
Сама Марья направилась в кабинет. Но дошла к себе не сразу.
На переходе её встретил Иван.
– Марья! – он поднял на неё нерешительный взгляд. – По поводу вчерашнего…
– Не сейчас, – холодно ответила она, не задерживаясь.
Он догнал её и пошёл рядом.
– Я понимаю, ты злишься. Имеешь право. Но послушай…