Возвращение Черного Еретика (СИ)

Он протяжно стонет, потирая пальцами виски. Новость свалилась неожиданно и придавила его своим весом.

— Я убью Бена. Мы каждый чёртов день видимся в министерстве, и он молчал, подлец…

— Тедди… — Эйсли шмыгает носом. — Говорю же, подходящий момент…

— Подходящий момент для такого никогда не наступит, детка. — Тадеуш качает головой, улыбается и треплет её по волосам. — Но я рад за тебя, Эйс, и за Бена. Это… это очень здорово. Лумена знает?

— Уже месяц, — изрекает Эйсли. Тадеуш опять стонет.

— Ты рассказала всем, кроме меня, да?

Она неопределённо приподнимает брови, и Тадеушу ничего не остаётся, кроме как вернуться к завтраку. Он… не взволнован. Ни капли. Вернее… ну то есть… да, да, да, чёрт побери, он взволнован, он совершенно не готов к тому, что его маленькая, маленькая, о Мастер, ещё такая маленькая сестрёнка станет женой, а потом, возможно, и матерью, а он… дядей? Тадеуш сглатывает. Когда жизнь успела так кардинально измениться? Словно он въехал в крутой поворот и не заметил этого. Тадеушу страшно и самую малость завидно. Эйсли младше его на одиннадцать лет, и у неё уже совсем скоро будет семья, а он… он… Ему тридцать семь. Не слишком ли поздно мечтать о жене и детях?

Наверно… или нет. Он не знает, он… он ни в чём не уверен. Тадеуш размазывает овсяную кашу по тарелке. У него уже есть так много: у него есть Астори, живая, открытая, любящая, и он чувствует себя умиротворённым — но не совсем, не полностью, потому что есть ещё чуть-чуть… всегда есть чуть-чуть. Пульсирующая болезненная нехватка. Как-то, во время одно из их полубессмысленных поздних разговоров в спальне, Астори сонно уткнулась в его плечо и что-то сказала о стремлении человека к абсолюту. И сейчас Тадеуш ощущает в себе это стремление как никогда сильно.

Он ощущает желание — очень человеческое и очень собственническое. И оно ему нравится.

— Хочешь, Тедди?

Тадеуш вскидывает голову: Эйсли о чём-то оживлённо щебечет, а он всё пропустил мимо ушей.

— Да, детка? — кивает он, силясь вспомнить, о чём же шла речь. — Эм… к-кольцо?

— Угу. Бен купил. Он такой, мол, ещё рано, не надо, а ему: «Брось молоть чепуху». И вот… я покажу сейчас.

Эйсли выскальзывает из-за стола и, пританцовывая, поднимается наверх. Тадеуш провожает её взглядом. Думает. Мысль, пришедшая нежданно и непрошенно, пугает и привлекает его: он примеряет её так и эдак, прислушивается к звучанию, пробует на вкус, вдыхает, поглощает, впитывает… она нова и стара одновременна. Запретна и доступна. Два в одном, горячее и холодное, далёкое и близкое, королева и её премьер. То, о чём он не мог размышлять, но размышлял последние десять лет.

И даже намного, намного раньше…

Он не получил в ответ «нет», потому что не спрашивал. Не хватало духа. Это казалось невозможным и противоестественным, всё равно что поймать руками ветер или прыгнуть в огонь — в лихорадочное пламя по имени «Астори», которое он почти приручил. Или не почти. Или не приручил вовсе. Тадеуш не знает, он ничего не знает, когда дело доходит до Астори: она слишком хорошо умеет сводить его с ума. Он принимал те рамки, которые она устанавливала, он ловил её слова, угадывал её желания и — да, о да, это то, чего он хочет, что делает его счастливым, но Астори, которая смотрит в глаза и говорит: «Это имеет значение. Твои чувства всегда имели значение», Астори, которая просит его сказать, как ему нравится… такая Астори изумительна вдвойне.

Они вместе уже долго. Они через многое прошли. И Тадеуш надеется, что через многое пройдут в будущем. И что самое, самое, о, самое прекрасное — у него есть право надеяться, Астори дала ему это право.

И, разумеется, ничего страшного не случится, если он задаст один — всего один — тот самый вопрос… вопрос, который делает из мужчины и женщины андрогина, который сливает двоих в одно, который так давно вертится на языке Тадеуша и не смеет с него сорваться. Мысль, не облечённая в слова. Трепещущая призрачная мечта.

Пожалуйста, разреши мне спросить тебя.

Эйсли возвращается с кольцом: оно простенькое, серебряное, с двумя маленькими изумрудами. Тадеуш хвалит его, и довольная Эйсли вспыхивает.

— Скажи, детка, где вы купили его?

— Да на углу Лебединой улицы, около книжного, есть магазинчик… не особенно дорогой, но нам его девчонки посоветовали…

Тадеуш кивает и готовится записывать адрес.

***

Астори приезжает сюда уже в третий раз, и это не кажется ей странным. Наверно, должно. Но не кажется: в последнее время она научилась не удивляться ни себе, ни окружающим, и на душе стало гораздо спокойнее. Астори спешивается, хлопает Изюминку по белой морде и позволяет кобыле жевать мягкими тёплыми губами край рукава. Покой. Хорошее слово. Настолько хорошее, что почти нереально — этот мир очень не любит простые и понятные категории, он превращает их в запутанное и туманное нечто, распыляет в теологических догматах и философских трактатах, а люди слишком ленивы, чтобы выуживать их оттуда. Мир любит водить людей за нос. Астори поняла это совсем недавно, но ей всё равно.