Возвращение домой

Переодеться, принять ванну, промыть волосы после морской воды. Надо поторопиться. С новыми силами она вскочила со стула и побежала вверх по крутой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки подряд.

Джудит сидела у себя в спальне и подкрашивала губы, когда вдруг услышала, как из-за угла завернула машина и остановилась у закрытых ставнями окон бакалейной лавки. Она отложила помаду, распахнула окно и, высунувшись наружу, увидела внизу синий «триумф», из которого вылез длинноногий молодой человек. С мягким металлическим звуком захлопнулась дверца.

– Эдвард!

Он замер, услышав ее голос, потом посмотрел наверх. С высоты он казался коренастее.

– Ты точь-в-точь Рапунцель[48], – заявил он. – Спускайся.

– Я мигом.

Она подхватила свою белую сумочку, кинула последний беглый взгляд в зеркало и вышла из комнаты. Пробежала по пролетам лестницы, отворила синюю дверь и очутилась на улице. На мостовой, еще не успевшей остыть от дневного зноя, лежали длинные тени; Эдвард ждал ее, прислонившись к сияющему капоту своего автомобиля. Он протянул руки ей навстречу, она подошла, и они поцеловались, сначала в одну щеку, потом в другую. На нем были ржаво-красные холщовые штаны, сандалии на веревочной подошве и белая с голубым рубашка апаш. Рукава закатаны до локтей, кожа покрыта густым загаром, а волосы выгорели на средиземноморском солнце.

– Ты прекрасно выглядишь, – сказала она.

– Ты тоже.

Его простецкий вид успокоил ее и прибавил уверенности; сама она не поддалась искушению вырядиться как на парад и после ванны просто надела чистое бумажное платье, голубое в белую полоску, и белые легкие туфли на босу ногу.

– Завидую тебе, – сказал он, – по-моему, ты умудрилась загореть больше, чем я.

– У нас стояла дивная погода.

Он оторвался от машины и принялся, заложив руки в карманы брюк, разглядывать фасад высокого, узкого каменного дома.

– Как, должно быть, приятно жить в таком чудном месте!

– С этой стороны дом трехэтажный, а сзади – только два этажа, – стала объяснять она. – И комнаты находятся на разных уровнях. Наверно, это потому, что, как и весь город, дом стоит на склоне холма. Кухня находится на втором этаже сзади, и оттуда выходит дверь во двор, где миссис Уоррен выращивает в горшках цветы и развешивает белье после стирки. А сада у них нет.

– Я удостоюсь приглашения войти?

– Конечно, если хочешь. Но дома никого нет. На регбийном поле сейчас летняя ярмарка, и Хетер с родителями пошли туда – кататься на каруселях, сшибать кокосовые орехи[49] и выигрывать призы.

– Розовых плюшевых слоников?

– Вот-вот, – рассмеялась она. – А Джо – это брат Хетер – отправился с друзьями на вечеринку.

– Итак, куда мы отправимся? Какое ночное заведение модно в этом году?

– Не знаю. Может, пойти в «Старый баркас»?

– Отличная мысль! Сто лет там не был. Пойдем и посмотрим, как там. Поедем на машине или прогуляемся пешком?

– Давай пешком, это ведь совсем близко.

– Тогда – en avant![50]

И они неторопливо пошли бок о бок по узкой улице, что шла под гору к спасательной станции и гавани. Джудит вдруг спохватилась.

– Ты чего-нибудь поел? – спросила она.

– А что, у меня такой голодный вид?

– Нет. Но я прекрасно знаю, как и ты, что в Нанчерроу ужинают в восемь, поэтому мне подумалось, что ты, вероятно, пропустил ужин.

– Ты права, я не ел, но и не хочу. Я пришел к убеждению, что дома мы слишком много едим. Все дело, видно, в кулинарном искусстве миссис Неттлбед. Для меня загадка, как это родителей до сих пор не разнесло вширь, – лопают по четыре раза на дню и не прибавят в весе ни унции!

– Дело все в такой штуке, которая называется «метаболизм».

– Где ты подцепила это ученое словечко?

– О, мы получили хорошее образование в «Святой Урсуле».

– Хорошее образование… – повторил он. – И разве не замечательно знать, что все это «хорошее образование» уже позади? Когда я закончил Харроу, я поверить не мог, что это конец. Вскакивал по ночам в холодном поту – меня мучили кошмары, что мне предстоит возвращаться в школу.

– Да будет тебе! Неужели все было так плохо? Держу пари, у тебя всякий раз слезы наворачиваются, как услышишь мальчишеские голоса, поющие старые школьные песни.

– Ничего подобного. Хотя, может, так оно и будет, когда мне перевалит за пятьдесят.