Возвращение домой

Они завернули за угол спасательной станции и вышли на дорогу, ведущую к гавани. В этот прекрасный погожий вечер на улице было все еще людно. Приехавшие на летний сезон курортники прохаживались вдоль края причала, останавливались, чтобы облокотиться на парапет и поглазеть на рыболовные суденышки внизу, лакомясь мороженым или рыбой с картофельными чипсами. Нетрудно было распознать, что эти люди не местные: непривычные к солнцу, они были красны как раки, одеты необычно, а в их речи слышался то манчестерский, то бирмингемский, то лондонский выговор. Было время прилива, и в небе носились полчища прожорливых чаек; кое-кто из местных стариков, все еще живущих в домах у самого порта, вытащил на улицу кухонные стулья и, усевшись, все в черном, громко комментировал происходящее вокруг. Перед «Старым баркасом» вокруг деревянного стола сидела за кружками пива шумная молодая компания – приезжие.

Эдвард состроил недовольную гримасу:

– Надеюсь, внутри не слишком большая толчея. Последний раз я заходил сюда зимой, и тут было пусто, не считая одного-двух стариков, пришедших отдохнуть от своих сварливых женушек. Ну, чем думать да гадать, пойдем посмотрим.

И он первым вошел внутрь, пригнув голову под изогнутой притолокой. Джудит шагнула следом за ним в полутьму кабачка, и ее разом окутали алкогольные пары, застоявшийся пивной дух, запах разгоряченных человеческих тел в облаках табачного дыма и несмолкающий гул веселых, возбужденных голосов. Она не призналась Эдварду в том, что ни разу не бывала в «Старом баркасе»: этот паб мужчины из семьи Уорренов не делили ни с кем из женщин, приберегая для себя. Теперь она с любопытством озиралась вокруг, пытаясь разгадать, что же такого особенного в этом местечке.

– Ну что, – заметил Эдвард, – удерем отсюда куда глаза глядят или останемся?

– Давай останемся.

– Ладно. Ты стой тут и, если освободится столик, не зевай. А я принесу выпивку. Что ты будешь пить?

– Шенди[51]. Или сидр. Все равно.

– Я возьму тебе шенди.

Он оставил ее и стал ловко пробираться к стойке, орудуя локтями в тесноте и давке и ухитряясь в то же время никого не обидеть и казаться отменно вежливым. «О, извините… Прошу прощения… Я вас чуточку побеспокою…»

Когда Эдвард был уже в нескольких шагах от безучастного бармена, им неожиданно улыбнулась удача – компания, сидевшая за столиком у крошечного, как смотровое отверстие, окошка, беспокойно закопошилась, судя по всему собираясь уходить. Сама удивившись собственной прыти, Джудит в ту же секунду оказалась рядом с ними.

– Прошу прощения, вы уходите?

– Совершенно верно. Нам пора возвращаться к себе в пансион на холме. Хотите занять столик?

– Неплохо бы присесть.

– Да уж. А то здесь душегубка почище калькуттской гауптвахты[52].

Всего их было четверо, и им потребовалось некоторое время на то, чтобы освободить столик. Как только он освободился, Джудит уселась на узкую деревянную скамью и положила рядом свою сумочку, заняв место для Эдварда.

Она была польщена, когда он, вернувшись с кружкой пива и со стаканом шенди, пришел в восхищение от ее расторопности.

– Ты необыкновенная девушка! – воскликнул он и, осторожно поставив напитки, легко опустился на скамью подле нее. – Как тебе это удалось? Стоять весь вечер было бы убийственно.

– Я только сейчас поняла, как мало это заведение.

Эдвард вытащил сигарету и закурил.

– Однако все стремятся попасть именно сюда. В городе масса других пабов, но, очевидно, приезжие находят «Старый баркас» особенно живописным. Безусловно, так оно и есть. Но боже мой, какая толкотня! Нет даже места, чтобы сыграть где-нибудь в сторонке в дротики[53]. Того и гляди кому-нибудь глаз вышибешь… Ну ладно, – он поднял свою кружку, – будем здоровы! Так приятно увидеть тебя снова. Сколько мы не виделись?

– С Рождества.

– Неужели так долго?

– Ты же всю Пасху пробыл в Америке.

– Да, верно.

– Но услышать я хочу о Франции.

– Это было великолепно.

– Где ты жил?

– На одной вилле, что в горах за Канном. Неподалеку от деревни под названием Силланс. Настоящая сельская глушь. Вокруг – виноградники и оливковые рощи. Вилла – с верандой, увитой виноградной лозой, там мы ели. А в саду – маленький искусственный пруд с ледяной водой: запрудили речку, бегущую с горной вершины. И цикады, и розовые герани, а внутри пахнет чесноком, подсолнечным маслом и французскими сигаретами «Голуаз». Божественно!

– Кому принадлежит эта вилла?

– Неким Битам, довольно симпатичной, хотя и немолодой уже паре. Кажется, он работает где-то в Министерстве иностранных дел.

– Значит, ты даже не был с ними знаком?!

– Встретился с ними первый раз в жизни.

– Тогда как же…

Эдвард вздохнул и принялся терпеливо объяснять:

– Как-то я поехал с Афиной в Лондон на вечеринку и там познакомился с одной замечательной девушкой, за ужином она рассказала, что у ее тети и дяди есть вилла на юге Франции и они пригласили туда ее, предложив захватить с собой пару-тройку друзей и подруг.

– Эдвард, да ты просто…

– Почему ты смеешься?

– Потому что только ты можешь поехать в гости в Лондон и мимоходом заполучить двухнедельные каникулы на юге Франции.