Возвращение домой

– Ну разве я не молодец?

– Эта девушка, должно быть, прехорошенькая.

– Виллы на юге Франции вообще имеют свойство делать девушек неотразимыми. Так же как внушительный счет в банке делает самых безобразных женщин сексуально привлекательными – для определенного типа мужчин.

Джудит улыбнулась. В Рождество, когда Эдвард рассказал ей о своих швейцарских каникулах, она помимо воли приревновала его к тем неведомым девушкам, с которыми он катался на лыжах и танцевал ночи напролет под песенки Рихарда Таубера. «Кругом твердят, что ты прекрасна…» Теперь же – может быть, оттого что стала старше и увереннее в себе – она не чувствовала никакой ревности. В конце концов, тот факт, что Эдвард, вернувшись в Нанчерроу и не найдя там Джудит, тут же связался с ней и приехал, достаточно красноречиво говорил о том, что она ему небезразлична, что он пока не отдал свое сердце кому-то еще, не оставил его где-нибудь на юге Франции.

– И что же было дальше, Эдвард?

– Извини, что?..

– Ты говорил, что эта девушка могла пригласить с собой несколько друзей.

– Ну да. Она договорилась с одной подругой, но все их знакомые молодые люди уже были связаны другими договоренностями и обещаниями. Так что… – пожал он плечами, – она пригласила меня. И я немедленно дал согласие, пока она не передумала. Потом она говорит: «Возьми с собой друга», и я, недолго думая, предложил этого парня по имени Гас Каллендер.

Джудит впервые слышала это имя.

– Кто это такой?

– Угрюмый, суровый шотландец с диких северных нагорий. Он учится со мной в Пембруке[54], но по инженерной части, я с ним познакомился только этим летом, у нас квартиры оказались на одной лестнице. Он человек застенчивый и замкнутый, но милейший, и я сразу подумал, что у него нет еще никаких планов на каникулы.

– И как он вписался в вашу компанию на вилле?

– Отлично.

Казалось, Эдвард был удивлен, что Джудит могла хоть на мгновение усомниться в его непогрешимом чутье и умении разбираться в людях.

– Я знал это с самого начала. Одну из девушек он совершенно свел с ума своим задумчивым видом на манер Хитклиффа, а миссис Бит не переставала повторять мне, какой он чудный. К тому же он художник-любитель, и когда он написал маслом виллу, вставил в раму и оставил картину Битам в качестве благодарности за гостеприимство, они были более чем довольны.

Занятная, похоже, личность этот Гас, подумала Джудит.

– Инженер и в то же время художник… странное сочетание, – отметила она.

– Ничего странного. Кстати, у тебя еще, по всей видимости, будет возможность с ним познакомиться. Когда мы снова оказались в Англии и прибыли в Дувр, я предложил Гасу поехать со мной в Нанчерроу, но ему надо было возвращаться в мрачную Шотландию – побыть какое-то время со своими старенькими мамой и папой. Он не очень распространяется о своей семье, но у меня сложилось впечатление, что у него не слишком хорошие отношения с родителями.

– Так почему ты говоришь, что у меня будет возможность познакомиться с ним?

– Может быть, он еще приедет. Мне показалось, мысль о визите в Нанчерроу пришлась ему по душе. Нет, он не прыгал от восторга, но Гас не из тех людей, от которых можно ждать бурных проявлений чувств, чего бы ни касалось дело.

Эдвард посмотрел на Джудит и, к своему изумлению, увидел, что она смеется.

– Что я сказал смешного? – нахмурился он.

– Только бы он не оказался занудой и недотрогой – иначе Лавди его замучает.

– Да уж, с нее станется! Нет, Гас не недотрога. Среди шотландцев таких не водится.

– Он бывал в Корнуолле?

– Нет.

– Если он рисует, то наверняка пленится Корнуоллом, как и все художники, и забудет обо всем на свете – и о родном доме, и о своей инженерии.

– Насколько я Гаса знаю, за его карьеру можно не волноваться. Он человек слишком добросовестный, чтобы чем-то безрассудно увлечься. Шотландцы испокон веку глубоко почитают образованность. Потому-то они такие башковитые и придумали столько полезных вещей – макинтоши, надувные шины, гудронированные шоссе…

Но Джудит уже наскучило говорить о Гасе Каллендере.

– Расскажи еще о Франции. Как вы туда ехали? Удивительная, должно быть, поездка.

– Классно было ехать на юг, а вот возвращаться назад не больно-то весело. После Парижа все дороги по направлению к Кале были забиты пробками, и мы полдня прождали, прежде чем получили место на пароме.

– Отчего это?

– Паника. Страх перед войной. Англичане, отдыхавшие в Бретани и Бельгии, вдруг решили прервать свое пребывание за границей и заторопились домой.

– Что нас ждет, как ты думаешь?

– Бог его знает. Вероятно, немецкие войска внезапным натиском прорвутся через линию Мажино и захватят Францию. Или что-нибудь в этом роде. Вот уж кому не повезло, так это хозяевам отелей. Вообрази вытянутые физиономии месье и мадам Дюпон из «Отель дю Пляж», глядящих, как их потенциальные доходы уплывают обратно в Англию.

– Неужели все и впрямь так плохо, Эдвард?

– Хорошего мало, это уж точно. Папчик, бедняга, терзается страшными предчувствиями.

– Я знаю. Поэтому, видно, твоя мать и сорвалась в Лондон.