– В хорошую погоду еще ничего, он почти весь день играет на улице. Но когда идет дождь, просто сил нет никаких, столько грязи!
– Где Уолтер?
– Да где-то тут, неподалеку. На верхнем поле, наверно. Скоро вернется на дойку.
– Ты ему все еще помогаешь?
– Иногда. Когда нет миссис Мадж.
– А сегодня?..
– Нет, сегодня я свободна, слава богу.
– У тебя усталый вид, Лавди.
– У тебя бы тоже был усталый, если бы ты не спала до трех часов.
Она сидела, положив острые локти на стол и обняв ладонями кружку с горячим чаем; взгляд потуплен, ресницы опущены. Джудит вгляделась в ее лицо и увидела, к ужасу своему, что в этих длинных черных ресницах дрожат сдерживаемые слезы.
– Господи, Лавди…
Та яростно замотала головой:
– Я просто устала.
– Если у тебя какие-то неприятности, ты же знаешь, со мной всегда можно поделиться.
Лавди опять покачала головой. По ее щеке покатилась слезинка. Она подняла руку и неуклюже ее вытерла.
– Послушай, нельзя держать все в себе, от этого только хуже.
Лавди молчала.
– С Уолтером нелады?
Нелегко было заставить себя произнести эти слова: Джудит понимала, что рискует нарваться на грубость. Но рискнула. И Лавди промолчала.
– У вас проблемы?
Лавди что-то неразборчиво пробормотала.
– Прости, что?..
– Я говорю, другая женщина. У него другая женщина.
Джудит обомлела. Она осторожно поставила свою кружку на стол.
– Ты уверена?
Лавди кивнула.
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю. Они встречаются. По вечерам, в пабе. Иногда он возвращается домой только ночью.
– Но как ты о ней узнала?
– Мне сказала миссис Мадж.
– Миссис Мадж?!
– Да. До нее дошли разговоры деревенских. И она рассказала мне – рассудила, что я должна знать. И поговорить с ним начистоту, чтобы он завязывал с этим.
– На чьей она стороне – на твоей или на его?
– На моей. Но до известной степени. По-моему, она считает, что раз муж начал искать развлечений на стороне, значит что-то не так с его женой.
– Почему она не устроит ему головомойку? Он же ее сын!
– Она говорит, что это не ее дело. Надо отдать ей должное, она никогда не вмешивалась в нашу жизнь.
– Кто эта женщина?
– Штучка еще та. Она появилась в Порткеррисе летом. Приехала с каким-то липовым художником из Лондона. Она пожила с ним сколько-то, а потом то ли они разругались, то ли он нашел кого-то еще… в общем, она от него съехала.
– Где она живет?
– За Веглосом, в трейлере.
– Где они с Уолтером встретились?
– В каком-то пабе.
– Как ее зовут?
– Ты не поверишь.
– Ну все-таки.
– Арабелла Блямб.
– Не верю.
И неожиданно, совсем некстати, обе расхохотались, даже Лавди не удержалась, несмотря на то что на щеках у нее все еще блестели слезы.
– Арабелла Блямб…
Прозвучавшее во второй раз, это имя показалось Джудит еще более невероятным…
– Ты ее видела?
– Да, один раз. Как-то вечером она была в Роузмаллионе, а я пошла с Уолтером в паб выпить пива. Она весь вечер просидела в углу, не спуская с него глаз, но они не заговаривали друг с другом из-за меня. Дьявол, третий лишний! Это такая грудастая, дебелая бабища, похожая на грузчика. Браслеты, бусы, сандалии, а грязноватые ногти на ногах выкрашены зеленым лаком.
– Какая мерзость!
– Но чувственность из нее так и прет. Сочная, пышная, прямо-таки крупный перезрелый плод. Что-то, видно, в ней есть. В этой плотскости. Надо бы посмотреть это слово в словаре.
– Нет, я думаю, оно очень к месту.
– У меня ужасное чувство, что она совсем вскружила Уолтеру голову. – Откинувшись на спинку стула, Лавди залезла в карман брюк и вытащила помятую пачку сигарет с дешевой зажигалкой. Закурила и, помолчав, сказала: – Я не знаю, что делать.
– Послушайся миссис Мадж – поговори с Уолтером.
Лавди выразительно фыркнула, потом подняла свои прекрасные глаза на Джудит, и их взгляды встретились.
– Я попробовала… этой ночью, – проговорила она безнадежно. – Я была рассержена, мне все осточертело. Уолтер явился домой в одиннадцать, и от него разило виски. Он, когда выпьет, становится буйный, и мы разругались в пух и прах. Так орали друг на друга, что даже разбудили Ната. Уолтер заявил, что будет делать, что хочет, и встречаться, с кем хочет. И что я сама во всем виновата, потому что, мол, я никудышная жена и мать, и в доме вечно бедлам, и даже готовить я толком не умею…
– Это жестоко и несправедливо!
– Я знаю, стряпня – мое слабое место, но так ужасно, когда тебе об этом говорят. И еще кое-что. Ему не нравится, что я беру Ната с собой в Нанчерроу. По-моему, в душе он просто бесится. Как будто это унижает его достоинство…
– Уж кому-кому, а Уолтеру не годится задирать нос.
– По его словам, я хочу сделать из Ната этакого маменькиного сыночка. А его сын должен быть Маджем, а не Кэри-Льюисом.
Отчасти Уолтера можно было понять, но его поведение обескураживало.
– Он любит Ната?
– Да, когда Нат ведет себя хорошо, когда он потешный и ему не мешает. Но не тогда, когда ребенок устал, раздражен или капризничает. Бывает, Уолтер по многу дней ни слова ему не скажет. Временами становится злой как черт. А в последнее время вообще стал невыносим.
– Ты хочешь сказать: с тех пор как появилась Арабелла Блямб?
Лавди кивнула.