Возвращение к истокам (СИ)

— Нет. Пусть сначала сделает, что обещано. Или уходите.

Темная сущность колдуна поднялась вокруг него, закружилась воронкой над головой. Наверное, когда-то он был силен. Возможно, даже сильнее Тана. Но сейчас эта сила растерялась, истратилась, и колдун выглядел жалко.

Я вздохнула, чувствуя привычный прилив кена к ладоням. Поднимающуюся злость. На задворках сознания мелькнула мысль, что мне не очень-то и хочется его убивать. Что лучше было бы сейчас развернуться и уйти, уехать домой и искать другие пути.

Белая ярость была сильней меня. Она ослепляла. Сбивала с ног. Подчиняла волю. Рвала меня изнутри.

Вспышка. Удар. Тьма, поглощающая мой свет, сомкнулась вокруг меня кольцом. Влада отбросило в сторону, и он упал прямо в траву. Рубашка белая, испачкается…

Небо синее…

И больно. Тупая боль у сердца. Тьма вползает внутрь, просачивается сквозь поры, я вдыхаю тьму. В противовес ей у меня есть белая ярость. Она выжигает тьму, и я снова бью. Кричу, кажется…

— Тише, — говорит кто-то ласково, и мне чудится в его голосе отголоски тембра Эрика.

Я открыла глаза. Колдун на коленях, голова опущена, длинные пальцы вцепились в траву. Волосы космами на лице.

Влад в стороне — встал уже и потирал ушибленный локоть. И, как я и предполагала, измазался в траве. Только в тот момент его это мало волновало. Как и меня перестало волновать через мгновение.

Я повернула голову и увидела.

Он стоял у калитки — темноволосый юноша лет семнадцати. Обычный подросток — широкая майка, потертые джинсы с нашивками, кеды, кепка набекрень. Из-под нее рваными клочками торчали волосы. Полуулыбка на лице, а во взгляде — целый мир. Глубокое море, бесконечное небо. Вселенная, которую не объять.

Я уже когда-то видела такой взгляд. Ощущала такое тепло, такую сопричастность. Единство.

Ярость схлынула, в груди защемило, и я не сдержала слез. Горячие — они жгли щеки, осыпались жемчугом в траву, питая землю моей болью, моим разочарованием. Злостью.

Подросток на меня не смотрел. Казалось, Эгиль — единственное, что интересует его в этот момент.

— Ты молился мне так долго, а как только увидел, пал ниц, — сказал он тихо, и горбатая спина Эгиля вздрогнула. Он поднял к мальчику лицо, на котором читалась мольба.

— Спаси меня. Только ты можешь спасти!

— Тебя никто не спасет, — все так же улыбаясь, ответил мальчик. — Ты скормил свое племя вампиру, и много лет тьма ела тебя изнутри. Посмотри, от тебя ничего не осталось.

Он взмахнул рукой, вокруг Эгиля сгустилась его же тьма, накрыла колдуна плотным покрывалом, а когда рассеялась, колдуна больше не было. Лишь тьма оседала на лопухи черной сажей.

Когда Эгиля не стало, мальчик, наконец, посмотрел на меня. И улыбнулся. Его улыбка грела. Тепло обволакивало, терлось о мерзлую кожу мягкими боками. Ластилось гибкой кошкой к ладоням.

— Идем.

Он протянут мне руку, и я, не задумываясь, шагнула к нему.

— Полина, — возмутился было Влад, но тут же замолчал.

— Поезжай домой, — бросил мальчик ему через плечо, и мы вышли за калитку. Мир завертелся красками, плеснул через края, выбрасывая нас в реальность, которой я не знала.

Вокруг был туман. Вязкий, серый — он жался к ногам, опутывал щиколотки. Голые ветви деревьев по обе стороны от уходящей в молочный воздух дороги тянулись к сизому небу в рваным, стальных облаках. Мы ступили на эту дорогу, и мальчик повел меня вперед. Куда, я спрашивать не стала. Не потому, что растерялась — желания не было. Все происходящее виделось правильным, и слова казались ненужными, пустыми.

Мелькнула одна-единственная мысль: как там Влад. Но мальчик успокоил меня.

— Все с ним нормально. Домой поедет. А ты скоро найдешь, что ищешь.

Я поверила. Мне просто нужно было в это верить. Когда долго идешь к чему-то, достаточно мелочи, чтобы цель показалась близкой, только руку протяни — ухватишь. Но чем чаще ты протягиваешь и не получаешь желаемого, тем недостижимее кажется цель.

Свое желаемое я нашла у огромного серого камня на обочине. Бурая трава жалась к подножию глыбы, будто искала в ней защиты. В этой траве сидел тот, кого я мысленно похоронила. Такой же, как был — пестрая рубаха с широкими рукавами, блуждающая полуулыбка безумца и острый взгляд.

— Такой яркий был при жизни, а мирок создал тусклый, — сказал мальчик и остановился напротив Альрика. Первозданный поднял на него усталые глаза.

— Чего пришел? — спросил резко. — Нравится играть?

— Мне тут не рады, — с улыбкой сообщил мальчик и выпустил мою ладонь, отступил на шаг.

Наверное, туман скрыл его, потому что Альрик, наконец, заметил меня. Нахмурился. А потом тень узнавания скользнула по его лицу.

— Вот так сюрприз! — обрадовался он и даже подался вперед, наверное, чтобы лучше меня рассмотреть и удостовериться, что ему не привиделось. — Гуди привел ко мне маленького сольвейга.

— Здравствуй, Альрик.

Слова вышли шорохом, сухой прошлогодней листвой, высохшей на солнце — ломкими, колючими.