— Так, так… То-то, мне казалось, что не все так гладко да складно, как бабы рассказывали. Значит, кто-то решил свалить, да? А ты, родной мой, руку приложил? Признавайся? Приложил… У тебя на лбу все написано — можешь не отвечать. Ну да это все равно — долго не побегают. Жрать-то, надо? А охотники из них никакие. Потому я с тобой и лясы здесь развожу. Хотя мог бы просто гавкнуть погромче — ты бы на задних лапках побежал!
Я молчал, прислушиваясь к лесу — успела ли Ната выйти из окружения?
Бандиты, если заранее не спустились в овраг, поймать бы ее не смогли, ни в коем случае. Все зависело от того, догадался ли Сыч поставить, кого ни будь, и там — на всякий случай. Вообще, как стратег, главарь бандитов никуда не годился. Будь у меня под рукой человек с десять-пятнадцать, сгрудившуюся толпу можно было просто расстрелять из луков на безопасном расстоянии. А если прижать к оврагу — ни один из этой своры не ушел живым…
Кто-то с размаху опустил мне на голову свой кулак. У меня зазвенело в голове, и я свалился с пенька на землю…
— Не нужно… — Сыч лениво посмотрел на ударившего. — Он понятливый скоро станет. Как девку приведут.
— Сыч! — из леса выскочили четыре человека, все запыхавшиеся и взъерошенные. — Там баба его была!
— Взяли?
— Не успели… Она свалила по склону.
— Придурки… Найти!
В лес, крича и улюлюкая, бросилось еще несколько человек. Сыч велел затащить убитых подростков в дом. Их за ноги втащили внутрь и подперли двери стволом.
— Да они и так мертвые?
— Пусть думают, что живыми жгли! И моим меньше соблазна… Больше бояться станут!
Кто-то подскочил к дому с факелом…
— Постой! Уходить станем, тогда и подпалишь. Мы еще не все, с этим фраером, разжевали. Когда там Зуб девку приведет? Давно уже послали — что там, ходить разучились? Или ее без моего разрешения уже пользуют?
Сыч обернулся ко мне. Я видел, что спокойствие начинает ему изменять, и повинен был в этом не я, а неповиновение его собственных псов…
— А где другая? Ребята видели, как вы в лес втроем вошли! Где?
— Хрен тебе, а не Элина, — я иронично улыбнулся. — Ищи ветра в поле. А вот они вас — найдут…
— Бля буду, Сыч. Он дерзит! Хавалку заткнуть?
— Заткни. Но не до смерти… и не увечь.
Мне с размаху дали под дых чем-то тяжелым. Я упал с пня и на несколько секунд потерял сознание от жуткой боли. Пока я лежал, веревку на моих руках развязали и, подсунув под руки вырванный из ограды кол, привязали снова — теперь я не мог и пошевелиться.
— Так надежнее… А то я помню, какие вы шустрые. Ну, да и мы, не лыком шиты.
Из леса показались двое…
— Нашли? Искать!
— Сыч, — один из вернувшихся примирительно произнес: — Лес большой. Она, как сквозь землю провалилась. Что ноги зазря бить? Давай этого в оборот — сами прибегут!
— Да? — он на мгновение задумался и махнул рукой. — А… Черт с ними. Давай всех назад.
— Петух? Где болтанка твоя? Тащи сюда! — кто-то из телохранителей обратился к кучке бандитов, помельче рангом.
— Оставь! — Сыч неожиданно и зло осадил его. — Не время. В лагере будешь шмалить. Здесь башка ясная нужна.
— Да кто нам угрожает?
— Ты что, не понял? Закрой хавалку, говорю! А ты, — он пнул ногой боязливо подскочившего парня, который еще в тот раз угодливо подносил ему какой-то дурман. — Пошел вон! Еще увижу с дурью в лесу — закопаю… Понял?
Сыч прошелся в раздражении по затоптанному огороду и вернулся ко мне. От былого благодушия ни осталось и следа. Видно было, что он принял какое-то решение…
— Ты надумал?
— Надумал. Ничего ты от меня не получишь.
— Героем хочешь подохнуть? Так ведь не увидит никто…
Он уселся на ствол дерева рядом и жестом велел всем отойти на несколько шагов.
— Им слышать ни к чему… А тебе — придется. И рожу не корчи, а то ведь я и передумать могу — рядом с Бородой в дом положат и подпалят… Живым гореть не очень-то приятно, как думаешь? — он помолчал и со злой тоской, вновь обратился ко мне. — Ты мужик умный… Говорили ребята — хазу себе возле речки выстроил. И народец у тебя подобрался шустрый — не то, что мои охламоны. Да только ваших против нас маловато… Дёргайся — не дёргайся, а кому-то в долине масть держать надо! Я с тобой ссориться не хочу, видел, как твои девки на расправу скоры, но и уступать не стану. Деваться тебе некуда — средство мое работает на всех без исключения, кроме меня самого.
Это ты скоро увидишь… А мне отступать нельзя. Слабину дам — мои псы, как ты сказал, сами побегут. Не побегут, но кусаться начнут, втрое против прежнего! Ты еще не понял? Это я их сдерживаю, а так бы они уже давно всех тут под ножи пустили. И форт твой мне взять — раз плюнуть. Я даже посылать никого на стены не стану — просто подгоню десятка два ваших же охотников, а за их спины их подружек поставлю. Или они — вас, или мои ребята — девок ихних… Уразумел?
Он с расстановкой, делая паузы, ронял слова, а я прикидывал, как незаметнее ослабить путы на руках. Но узлы были затянуты на совесть…
— Я тебя отпущу… Пусть мои и побрешут малость. Успокоятся… Но больше твоего самоуправства не потерплю. Или…
— Что-то я не понимаю тебя… Зачем такие сложности?
Он осклабился и еще сильнее сощурил глаза.