Возвращение к людям

…Банда навалились на стоянку, когда они считали себя в безопасности. Сразу перебили мужчин, а женщин повалили на землю и набросились на них, как изголодавшиеся звери… Элину, на время, спасло только то, что мать успела толкнуть ее в кусты во время нападения. Впрочем, потом ее все равно обнаружили, но, занятые расправой над другими, лишь оглушили ударом палки по голове. Издевательства продолжались все утро, а натешившись, они убили своих жертв и, к ужасу девушки, стали поедать их, еще теплыми… Оставалась только ее мать, которую уже изнасиловали несчетное количество раз, и она сама. Остальное мы знали…

Практически все, кому повезло выжить и дожить до теплых дней, кого-то потеряли на этом жестоком пути. Мы не могли утешить девушку — подобные ситуации, по рассказам Дока, были вовсе не редкость в долине. Разве что, в них не столь часто фигурировали людоеды. И, хоть я и относился к ним с предубеждением, считая, что Док преувеличивает, но смертельная схватка в лесу показала — такое бывает… Этот случай отличался от прочих своими масштабами — погибло столько людей! И тем, что мы видели это своими глазами. До сих пор перед нами вставали обнаженные и изрезанные в клочья трупы несчастных, с явными следами зубов на теле…

Я починил лук Наты, нарезал новых стрел и взялся за изготовление оружия для Элины. Останется ли она здесь, или покинет подвал — девушка должна быть вооружена. Из наших запасов подобрал нож, небольшой топорик, а главное — смастерил еще один лук, считая его самым необходимым оружием охотника нового времени. Теперь уже Ната натаскивала свою новую подругу в стрельбе. На этом поприще, успехи рыжеволосой, красивой девушки были просто ошеломляющими, пока она не призналась, что занималась этим видом спорта почти восемь лет, и достигла некоторых, весьма высоких показателей. Мы могли сами поучиться у нее тому, с какой точностью, граничащей с изяществом и нарочитой небрежностью, она всаживает стрелы в цель. Дротик ей не понравился, зато Элина попросила меня изготовить ей пращу. Я удивился, но просьбу девушки счел уместной — пусть попробует. Сшить из кусочков шкур, искомое, не составило особого труда. Элина набрала несколько округлых камешков и принялась бросать их в ствол дерева, которое мы уже исколошматили своими упражнениями. Камни, с таким угрожающим свистом и мощью, вонзались в древесину, что я невольно пригибал голову… Попадание, подобным образом брошенного булыжника, запросто могло пробить череп любой из крыс-трупоедов. В довершении всего, я сшил для нее новые мокасины и пару широких кожаных браслетов — как защиту рук от удара тетивы, и хранилище парочки метательных стрелок. Последнее предназначалось только для двуногого зверя…

Теперь Элина оказалась оснащена не хуже нас с Натой и могла дать отпор любому врагу или хищнику, вздумай он на нее напасть. Впрочем, оружие — еще не все. Я надеялся, что, хотя бы при встрече с последним, она не оплошает и не растеряется…

Она была невероятно красива! По возвращению домой, Ната помогла ей отмыться, нашла для девушки что-то из своей одежды и, вместе с той, подогнала ее по фигуре Элины. Увидев преображенную Элину, я потерял дар речи… Если Ната, поражала женственностью и скрытой чувственностью, завораживая одним только взглядом своих карих, бездонных глаз, то из Элины била через край ее молодость и свежесть. Отмытые волосы огненной копной были закинуты за спину, в распущенном состоянии достигая колен девушки! Ната сознательно вывела ее в таком виде — знала мою слабость к длинным волосам… У девушки оказались очень тонкие черты лица. В васильковых, живых глазах, светилась энергия и интерес, плохо скрываемый под потупленным взором. Слов тогда у меня просто не нашлось…

Ната оказалась, как всегда, права… Я, продолжая, относится к ней, как к величайшему чуду, дарованному мне судьбой неизвестно за какие заслуги, стал посматривать в сторону нашей невольной гостьи, с плохо скрытым интересом здорового и ждущего самца. Элина быстро почувствовала это и, также, как и Ната, в первое время, принялась кокетничать и дразнить меня, улучая моменты, когда мы оставались одни. Долго так продолжаться не могло. Ната, все видевшая и все понимающая, без всяких предисловий, спросила — когда я, на, что-нибудь, решусь? Как мог, я постарался отвести этот разговор в другое русло, чувствуя угрызения совести…