Возвращение к жизни

И это было правильное решение. Позднее мне не раз приходилось натыкаться на колючие глаза бойцов и командиров, если я лез к ним со своими расспросами не вовремя. Кстати, описания того жуткого боя на Курской дуге, когда немецкие танки утюжили первый батальон и часть третьего, в нашей газете не появилось. Я рассказал о нем лишь по окончании войны, занимаясь по заданию начальника политотдела рукописной боевой историей дивизии.

То, что мы увидели на позициях первого батальона, потрясло. Во многих местах траншеи и ячейки были вспороты, разрушены, деформированы. Некоторые землянки, с торчащими наперекосяк бревнами, зияли провалами. Бойцы расчищали разрушенные участки траншей, откапывали заваленных товарищей — живых и мёртвых. Работали люди спешно — чтобы успеть спасти тех, кто еще не задохнулся под завалами. Слышались короткие реплики: «Давай, давай…», «Скорее, сюда!», «Осторожно, он жив»…

Комсорг первого батальона лейтенант Пермяков лежал на дне огромной воронки от бомбы, около него возилась плачущая санитарка, перебинтовывая ему голову, руку и ногу. Я не сразу узнал Костю. Его широкое румяное лицо посерело, губы вспухли. Но меня поразила не эта перемена, а то, что Пермяков как-то блаженно улыбался и спрашивал санитарку:

— Ну как? Наша взяла? Задали мы фрицам перцу! А? Ну как?

Меня Костя не узнал или просто не заметил: он был в невменяемом состоянии, в его расширенных, словно пьяных, глазах сиял восторг. Комсорга понесли на носилках. Уносили в полковую санроту и других раненых. Я навестил Пермякова через день в санбате. Он уже пришел в себя, лежал на койке тихо и постанывал. Врачи вынули из него двенадцать осколков.

— Знаешь, когда танки начали пахать нас, думал, хана. Мороз по спине… — рассказывал глуховато Костя. — А потом что-то случилось: страх исчез, осталась только злость.

«Что-то случилось» не только с Костей Пермяковым. По рассказам участников этого боя, в самый тяжелый момент схватки с танками у людей наступил психологический перелом, четко обозначилась только одна возможность — драться. И страх отступил. Его оттеснили гнев, неистовость, ярость, неукротимый порыв: биться до конца, до последнего вздоха.

Командир взвода младший лейтенант Лебедев был ранен в грудь и руку, кашлял кровью. Санинструктор пытался увести его в блиндаж, но Лебедев крикнул:

— Уйди! Я могу и левой рукой стрелять!

Так и не ушел в укрытие. И был убит.

Не оставили поле боя командир 9-й роты Кулиничев, старший сержант Райков, парторг пулеметной роты Закиров, получившие по несколько ранений. Это был наивысший, массовый взлет боевого духа, ярчайшее проявление силы воли, сознания своего долга.

И немецкие танки не смогли пробить эту живую стену. Отступили.

«Гроза» против «Тигров»

Еще до начала битвы на Курской дуге в дивизии широко распространилось движение за получение артиллеристами и минометчиками звания ефрейторских расчетов. Родилось оно в артиллерийском полку по инициативе парторга батареи старшины Кайсина. Именно в его расчете впервые в дивизии все номера освоили обязанности наводчика и получили ефрейторские погоны — свидетельство высокого боевого мастерства. У Кайсина быстро появилось немало последователей.

Как только расчет становился «ефрейторским», получала «персональное» наименование и пушка. Артиллеристы сами его придумывали, и вскоре на щитах многих «орудий засияли выведенные белой краской грозные имена: «Шквал», «Гроза», «Стрела», «Молния»…

Из артполка это движение перекинулось в артиллерийские и минометные батареи стрелковых полков. Но наибольшее количество «ефрейторских расчетов» было подготовлено в нашем отдельном истребительном противотанковом артиллерийском дивизионе. Немалую роль в этом сыграла дивизионная газета, активно пропагандируя почин парторга Кайсина.

К тому времени стало известно, что у немцев появились новые мощные танки «тигры» с непробиваемой, как бахвалились гитлеровцы, броней. Естественно, возникал вопрос: что может сделать такой махине, скажем, наша невзрачная на вид пушка-сорокапятка, хотя и присвоено ей устрашающее название «Гроза», а все номера ее расчета — мастера меткого выстрела?

Короче говоря, кое у кого появилось скептическое отношение к громким наименованиям орудий. Да и к самому движению за «ефрейторские расчеты» вообще.

Чтобы развеять сомнения, командующий артиллерией дивизии решил проверить расчет пушки «Гроза» в деле. Произошло это примерно за неделю до начала битвы на Курской дуге. Командовал расчетом парторг батареи старшина Николай Бондаренко. 29 июня в нашей газете появилась корреспонденция «Расчет Бондаренко оправдал ефрейторское звание». Привожу ее полностью:

«На днях ефрейторский расчет пушки «Гроза» получил боевую задачу: обстрелять позиции гитлеровцев. Рано утром расчет Бондаренко выкатил орудие поближе к переднему краю противника и тщательно замаскировал. Началось наблюдение. Оно продолжалось почти весь день. К вечеру были замечены две пулеметные точки и два блиндажа. В логу по дыму была обнаружена кухня.