Возвращение к жизни

Командир взвода приказал накрыть огнем засеченные цели. Расчет быстро выкатил пушку на открытую позицию. Бондаренко уточнил наводчику ефрейтору Ковтуненко целеуказания. И тут же орудие открыло огонь по первому блиндажу. Пять осколочных снарядов легли точно в цель. Выбежавшие из блиндажа гитлеровцы стали удирать. Вдогонку им Ковтуненко послал еще один снаряд.

Четыре снаряда угодили во второй блиндаж, от которого полетели щепки. Находившийся рядом с блиндажом пулемет тоже был уничтожен.

— Ну а теперь попотчуем фрицев ужином! — сказал Бондаренко и скомандовал: — По кухне, угломер 30, прицел 20, осколочным, огонь!

Первый же снаряд попал точно в цель. Немцы забегали. Тогда «Гроза» выпустила по ним еще пять снарядов.

Из 20 выпущенных снарядов 16 попали в цель.

Так расчет «Грозы» ответил на присвоение ему «ефрейторского звания».

Мне довелось встретиться с этим расчетом на следующий день после его рейда на передний край. В батарее шла очередная тренировка. Старшина Бондаренко подавал команды, его подчиненные четко и сноровисто действовали у пушки. У Бондаренко бравый вид: пилотка заломлена, на груди бинокль. Сам он невысокий, пружинистый, русые волосы коротко подстрижены, выгоревшие брови подвижны, глаза веселые, с хитринкой.

Когда объявили перерыв в занятиях, расчет расположился на станинах пушки. И сразу же посыпались шутки-прибаутки.

— Веселый у вас народ!

— Ребята что надо… — отозвался Бондаренко. — Плясуны и песельники.

В моем блокноте сохранилась такая запись об этом расчете:

«Старшина Бондаренко Николай — уроженец Чкаловской области. Когда началась война, служил в танковой части. Сразу же стал проситься в действующую армию. Добился — просьбу удовлетворили. Но попал он не в танкисты, а к нам в артиллеристы…

Наводчик Дмитрий Ковтуненко жил и работал на Сахалине. Заряжающий Александр Пудов — краснодарец. Участвовал в боях на Дону. Замковый Григорий Зуев — сибиряк. Прошел боевой путь с Дона. Дружный, веселый расчет».

С того дня прошло совсем немного времени, и 9 июля пушка «Гроза» встретилась с «тиграми».

Бой завязался с самого утра. Батарея 45-миллиметровых орудий старшего лейтенанта Н. Мельника занимала оборону на развилке дорог у Новоселовки. Артиллеристы, поддерживая огнем пехотинцев, отбивали одну за другой атаки наседавших гитлеровцев. Ни танкам, ни пехоте врага не удалось прорвать наши оборонительные рубежи. Тогда противник вызвал на подмогу авиацию.

В 12 часов дня над передним краем появилось 30 немецких самолетов. Часть из них нанесла удар по батарее Мельника. Взрывы, разверзая землю, вскидывая ее огромными султанами, слились в сплошной рев. Позицию батарейцев выжигал огневой вихрь: казалось, все здесь превратилось в крошево и пепел.

Но вот бомбежка отгремела. Из растерзанных окопов начали выкарабкиваться оглушённые люди — те, что, вопреки всему, уцелели. Николай Бондаренко поднялся из полузасыпанного ровика, захлебнулся тягуче вязким вонючим дымом, зашелся кашлем.

— Ребята… — и не услышал своего голоса. — Ребята! Есть кто живой?

Немая тишина, только сотрясенный воздух туго подрагивает.

— Э-ге-ге! — закричал Бондаренко. — Кто уцелел — выходи!

Рядом, в окопе, кто-то, барахтаясь, выбирался из-под земли.

— Ковтуненко, ты?

— Я, товарищ старшина.

— А другие?

Вдвоем откопали Пудова и Зуева. Ошеломленные бомбежкой, они, как спросонья, протирали глаза, отряхивали с себя землю..

— Все целехоньки! — обрадовался Бондаренко. — А с пушкой что?

Ковтуненко метнулся к укрытию, где стояло орудие.

— Кажется, в порядке, — доложил он. — Только перевернуло на бок нашу «Грозу».

Вытащили пушку наверх, осмотрели.

— Так их разэтак! — выругался Бондаренко. — Прицел сорвало… Ладно, и без него обойдемся.

— Как же без него? — спросил Ковтуненко.

— А так: будешь наводить через ствол.

Остальные орудия батареи были разбиты, многие артиллеристы погибли. Старший лейтенант Мельник с неузнаваемо осунувшимся лицом, покачиваясь и спотыкаясь, шел вдоль развороченных окопов и глухим, надтреснутым голосом отдавал распоряжения: откапывать завалы, раненых и контуженых — эвакуировать в тыл…

Старшине Бондаренко он приказал сменить позицию. Расчет на руках выкатил «Грозу» на опушку леска, островком примыкавшего к разбомбленным позициям батарейцев. Замаскировали орудие в кустах. Заряжающий и замковый перенесли к новому месту три ящика с подкалиберными снарядами.

Не успели порядком окопаться, как послышался низкий, бурливый рокот моторов. По ровному задымленному плато прямо на лесок ползли пять немецких танков. Впереди — три приземистые коробки: «тигры». За ними, по флангам, два средних танка.

Шли они осторожно, с остановками. Выплеснут огонь — и опять двинутся вперед. Снова остановятся, припадая к опаленной земле, и выплюнут очередную порцию снарядов. Их взрывы ухают там, откуда расчет только что перекатил свою пушку, где остались искореженные орудия, где полегли товарищи.

— Крадутся?— в голосе Саши Пудова слышится тревога. — И впрямь похожи на тигров. Полосатые…

— А стволы-то, как оглобли, длиннющие, — заметил в тон ему Гриша Зуев. — Так и буравят, так и буравят…