Бондаренко прищурил острые глаза:
— Что, сдрейфили, пушкари? Это вам не кухня и не блиндаж. Запросто не расчихвостишь. Это зверюги!
— Да уж видно…
— Но каждый «тигр» имеет шкуру. А наш подкалиберный ее прожжет. Только бить надо умеючи, под самое дыхало, — подвел итог старшина, не отрывая глаз от бинокля.
А танки, все надвигаясь, взяли под обстрел и лесок. Снаряды стали рваться поблизости. Ковтуненко приник к пушке и навел ствол на «тигр», идущий в центре.
— Не пора ли?
— Рано! — оборвал наводчика Бондаренко.
У старшины свое соображение. Во-первых, бить по «тигру» в лоб бесполезно: даже подкалиберный снаряд не возьмет лобовую броню. Во-вторых, танки явно держат курс на позицию батареи, где уже нет ни одной пушки. Приближаясь, они неизбежно окажутся под углом к «Грозе» и подставят борта. Тогда и можно ударить. Только бы до времени не обнаружить себя…
Уже видны желтые разводья на бледно-зеленой броне. Уже можно различить мелькание траков гусениц, зияющее око в набалдашнике длинного ствола. Он по ходу танка покачивается, словно кивает: вот я вас, вот я вас..
— Товарищ старшина… Пора бы… — Это Зуев занервничал.
— Ждать и не рыпаться! — осадил замкового Бондаренко.
400… 300 метров… Слышен уже не мерный рокот, а грохочущий рев… 200 метров…
— Начнем, Митя! — крикнул Бондаренко. — Наводи в бензобак! Огонь!
«Гроза» коротко ахнула. Силой отдачи пушчонку мотнуло назад. «Тигр» клюнул стволом, бок танка лизнуло пламя, и тут же раздался взрыв. Машину заволокло черным дымом.
— Отвоевался, — спокойно заметил Бондаренко. — Теперь по второму — заряжай!
Снаряд чиркнул по башне, высек сноп искр.
— Бери ниже!
Следующий угодил под верхнюю часть ходовой.
И этот «тигр» остановился, занялся огнем.
— Молодец, Митя!
Третий застопорил, начал разворачивать ствол пушки на лесок. Кто опередит? Пудов сунул снаряд в дымящийся казенник. Клацнул замок. Почти одновременно грянули два выстрела. Но немецкий наводчик бил, видимо, наобум, а Ковтуненко — прицельно, в бензобак. Загорелся последний «тигр», а потом его так тряхнуло, что квадратная башня сдвинулась с основания: взорвался боекомплект внутри танка.
Увидев, что сталось с их хвалеными «тиграми», два средних танка остановились, открыв беглый огонь по опушке леса. Однако и они стреляли наугад, не обнаружив замаскированную пушку. Взрывы немецких снарядов разметали кустарник справа от «Грозы», осколки просвистели над головами артиллеристов.
— Всем лечь! — скомандовал Бондаренко.
Расчет распластался у пушки. Сделав еще несколько выстрелов, танки начали пятиться, а потом и разворачиваться, чтобы уйти назад.
— К орудию! — Бондаренко привстал на колени. — Так, так, голубчики, бочком, бочком к нам… Митя, этих-то уж грех упустить!
Ковтуненко не упустил. Без прицела, наводя по стволу, он двумя снарядами попал в корму одного танка, и машина вспыхнула. Последний, пятый танк, тоже был подбит, заюлил на месте, разматывая разорванную гусеницу.
Сколько продолжалась эта схватка? Четверть часа, не больше. Подбитые танки расстилали по притихшему полю боя полосы расползающегося дыма.
Николай Бондаренко одним движением расстегнул ворот гимнастерки, сбросил каску и лег в изнеможении на, траву. Ковтуненко опустился рядом с ним и устало закрыл воспаленные, покрасневшие глаза.
Они молчали. Долго молчали. Оттаивали, приходя в себя.
— Даже не верится, — тихо сказал Зуев.
— Что не верится? — откликнулся Бондаренко.
— Что «тигры» горят, а мы живехоньки…
Они еще не сознавали, какое великое дело свершили. Не просто бой выиграли, а развенчали миф о неуязвимости немецких машин.
Молва о подвиге расчета «Грозы» разнеслась по всей дивизии. О нем писала наша газета, рассказывали в полках политработники, взводные агитаторы. Оказывается, не так страшен черт, как его малюют! И «тигры» горят, если им противопоставить стойкость и умение.
Из писем.
21 августа
Наконец-то я имею возможность написать тебе. Получил твои иркутские и дорожные письма, а вчера — с долгожданным новым адресом. Итак, тебя приютила деревенька Горушка. Далеко ли она от Ленинграда? От войны?
Значит, теперь ты у меня солидный человек, доктор. Думаю, тебе даже маленько неудобно и непривычно, когда к тебе обращаются: «Животом, дохтур, маюсь. Касторочки бы мне…»
Однако это интересно — быть самостоятельным человеком, иметь дощечку на служебной двери: «ВРАЧ ВАЛЕНТИНА ВАСИЛЬЕВНА».
С каким бы удовольствием я постучал в эту дверь…
Поиск ведет Белозерцев
В трудную годину человеку остается одна непреходящая ценность — мужество. В какой-то книге или газетной статье встретилась мне эта фраза и запала в память. И вот теперь не отпускает. Видимо, кстати. С нее и начинаю рассказ о разведчике старшем сержанте Николае Белозерцеве, который не только восхищал окружающих своим мужеством, но и заражал им.
Он пришел в 955-й полк дивизии из госпиталя в канун битвы на Курской дуге уже бывалым фронтовиком: получил ранение в бою за Ольховатку под Воронежем, где трижды ходил в атаку и встречался с фашистами лицом к лицу.