Возвращение к звездам: фантастика и эвология

И вот тогда оказывается, что в «Отеле "У погибшего альпиниста"» нет конфликта Шухарта — конфликта неограниченной свободы и ограниченного права. Здесь обе стороны служат закону. Инспектор Глебски — закону государства. Физик Симонэ — закону привилегированной микрогруппы «научное сообщество». И, если уж говорить о свободе мнений и действий, позиция Глебски выглядит более честной. Для инспектора ситуация  Он не видит правильного решения. Или, если быть точным, видит, что события вошли в «воронку» и любое решение будет неправильным. В его колебаниях проявляется, на мой взгляд, та самая человеческая которую так ценил пилот Пирке из рассказов Станислава Лема. Для Симонэ ситуация и допускает она только одно решение. Нет колебаний, нет и попытки осмыслить возможные последствия. Есть лишь желание действовать согласно закону научной среды. (И добро бы, хоть в этом Симонэ преуспел!)

Между тем задача, с которой столкнулись постояльцы отеля, сконструирована искусственно (не зря же дан подзаголовок «Отходная детективному жанру»), и «правильного» решения у нее нет, как сказал бы математик, «по построению». Если существует какой-то рецепт для человека, оказавшегося в подобной ситуации, то, наверное, это совет выполнять свой долг. То, что ты считаешь таковым…

Еще сложнее рисунок событий в повести — «Улитка на склоне».

На трех полюсах текста — в деревне, в Городе, в Управлении — ведется лихорадочная и вроде бы целенаправленная деятельность. Все стороны вроде бы пытаются достигнуть результата (пусть и осмысленного только для них). И при этом от начала и до конца в повести Нельзя даже сказать, что события двигаются по кругу, ибо «бег по кругу» это все-таки упорядоченное перемещение.

Абсолютная статичность текста подчеркивается речью героев. Подчеркивается замкнутостью Леса, оторванностью Управления от Материка. Впрочем, Материка вообще нет в пространстве повести. Существуют одни только легенды о нем; например, кто-то говорит Перецу о машине, будто бы идущей на Материк, но, заметим, она так никогда и не попадает туда.

Как-то на вдоль и поперек знакомом озере случилось мне ночью попасть в сильный туман. Я знал, что берег находится всего в сотне-другой метров, знал, но не верил этому. Было впечатление, что на всем свете нет ничего, кроме воды, затянутой плотной белесой пеленой, — ни камней, ни земли, ни, естественно, людей. Мир без времени и движения.

Туман безвременья создается Лесом с его «одержаниями», «спокойствием и слиянием», «разрыхлением» и неумолимо продвигающимися по всему доступному пространству «славными подругами». Туман безвременья создается крокодильчиком (на большее этот монстр явно не тянет) Управления, паразитирующим на Лесе, гадящим на Лес, искореняющим Лес и тем не менее во всем подобном Лесу. И все — от несчастного старца до Директора Управления (это, конечно же, есть должность, а не человек) обречены оставаться в может быть, и зная, что в часе езды или полета отсюда есть нормальный мир, в котором живут нормальные люди, но не веря в это.

Мы вновь возвращаемся к теме взаимодействия закона и личности. Гротескная деятельность Управления вся подчинена Закону, действующему в форме приказов, инструкций, директив. Свобода сотрудников строго равна нулю, в известном смысле ее можно даже назвать отрицательной, поскольку последняя директива Директора (рано или поздно она будет подписана, что бы там Перец на этот счет не думал) лишает их даже права стать жертвой случайного события.

Для нас остается темной картина Закона, порожденного жизнедеятельностью Города, Закона, которому подчиняются мертвяки и рукоеды.

«— Не обязательно убивать. Убивать и рукоед может. Сделать живое мертвым. Заставить живое стать мертвым».

А в деревнях, которые вдруг стали не нужны никому и продолжают существовать в силу естественной в больших системах инерции, создается свое опереточное право.

«Так поступать нельзя. А что такое "нельзя", ты знаешь? Это значит: не желательно, не одобряется, значит, поступать так нельзя. Что можно — это еще не известно, а уж что нельзя то нельзя».

Надо сказать, что Старец нашел-таки ключевой термин в системе права — «нельзя». Право можно определить как совокупность некоторых аксиом, регулирующих взаимодействие между обществом и личностью и обязательных для выполнения личностью

Конкретное содержание свода законов, действующего в той или иной системе, обусловлено национальными, историческими, культурными и иными внелогическими факторами и, несомненно, является случайным. Можно лишь говорить о «естественном отборе» правовых норм, в ходе которого отбраковывались законы, не отвечающие реальным потребностям данного социума (или, что, видимо, происходило чаще — отбраковывался социум, управляющийся такими законами).