На моей еще памяти остатки фресок хранили следы отнюдь не шальных пуль и вероломные надписи воцарившихся хамов тех лет. Что же касается захоронения, о котором я говорил, то связь его с трагическими событиями подтверждают следующие обстоятельства: во-первых, отсутствие могильной плиты и древесного тлена от гроба; во-вторых, малая глубина захоронения (не более 1 м); в-третьих, само наличие в могиле останков сразу трех человек и положение костей, по которому можно судить о чрезвычайной небрежности погребения. Далее, обнаруженный в яме мусор и фрагменты керамики можно отнести к концу XIX — началу XX века. Наконец, в могиле не было нательных крестов и каких-либо деталей мирской одежды. Среди костей я нашел лишь характерную для церковного облачения бронзовую пуговицу «бубенчиком», причем вид ее свидетельствовал о том, что пуговица близка к современному типу.
Не лишним будет добавить, что только верхний скелет был цел, остальные же два, а в особенности черепа, имели на себе следы множественных повреждений, о характере которых я не берусь судить. Так или иначе, но: упокой, Господи, души усопших рабов Твоих, их же имена Ты веси!
Все кости я собрал в металлический ящик, который хранился в подсобном помещении монастыря. После моего ухода, как я слышал, эти останки были преданы земле с подобающим благоговением.
VIII
На дне ущелья в бывших монастырских корпусах размещался, как я уже упоминал, приют для инвалидов. Часто оттуда доносились дикие вопли, так что я поначалу с опаской посматривал в ту сторону. Но вот удивительно — слабоумные (а не бесноватые, как думают иногда), эти нищие духом, очень скоро почувствовали произошедшие «наверху» перемены и потянулись к нам вереницей. Некоторые из них научились осенять себя крестным знамением и даже повторяли выученные наизусть молитвы. Пусть они приходили иногда за копеечкой, за куском хлеба, но зато и жажда духовная, стремление к Утешающему были в них так же очевидны, как выражение непосредственных чувств страха или восторга. Да, с ними бывало и трудно, не всегда можно было их понять, но это относилось все-таки к разнообразию внешних вопросов; что же касалось «единого на потребу», то здесь наши друзья иногда являли поразительный пример восприимчивости ко всему доброму.
Припоминается мне мужчина лет пятидесяти, молчаливый, сутулый, что называется, «ушедший в себя». Как особенно послушный, он, по-видимому, пользовался в интернате доверием персонала, так что его отпускали, и он приходил пешком за три километра в Свято-Никольский храм. Выстаивал от начала до конца всю службу где-нибудь в «тенечке», в углу, под лестницей для хоров, и так же сутуло, шаркающей походкой убредал обратно. Ни за что не предположил бы я в этой убогой, точно забитой, фигуре — бывшего военного, полковника! А между тем это было так, и пожилой господин служил когда-то военным летчиком, да к тому же еще и испытателем! Но вот — случилось в его жизни нечто, потрясшее душу, повредившее разум, но, однако же, и волю смирившее через скорби и унижение и приведшее к вере! Стало быть, не только по попущению, но и по величайшей милости Божией случилось это самое «нечто»! Вот уж воистину: пути Господни неисповедимы!
А вот что мне поведал человек, который в 90-х годах был одним из богатейших людей Крыма.«Время было шальное, — рассказывал он. — Через наши руки проходили огромные суммы, которыми нужно было только уметь распорядиться. Связи были серьезные. Достаточно сказать, что в банковской компьютерной сети нам ежедневно предоставлялся часовой коридор для финансовых операций между Киевом и Симферополем. Но все равно: игра есть игра, и время от времени приходилось принимать решение, от которого могло зависеть, пан ты или пропал.
Однажды я решил немного отвлечься, и шофер отвез меня в Бахчисарай. За Успенским монастырем было тогда кафе, где к пиву предлагались хорошие шашлыки. Рядом постоянно крутились «блаженные» из соседнего интерната. И вот я одного подозвал, купил ему шашлык, а потом вдруг возьми да спроси: "Слушай, дружок, мне вот тут одно предложение важное сделали, как ты думаешь: соглашаться или нет?". Он поморщился, подумал немного и говорит: "Не-е, не надо". Я послушал его и отказался от сделки. И что же ты думаешь? Попал прямо в точку! Компаньоны мои понесли убытки, а я остался при своем. В другой раз снова спросил — и снова удача! В конце концов я к нему уже стал ездить как к старцу какому-то. Веришь ли: за пять лет он ни разу не ошибся, так что партнеры по бизнесу стали меня подозревать в какой-то двойной игре. Но что интересно — он никогда не жадничал. Сколько бы я ему еды ни купил — он только немного поест, а остальное несет своим»…
Вот такие у нас были соседи. Но, конечно, не только они посещали обитель…