Возвращение «Летучего голландца»

Счастливы мы бываем также, когда вырываемся из рамок обыденности. Ощущение свободы пьянит и будоражит. К сожалению, многие забывают об этом, ведя налаженную, спокойную, комфортную жизнь. Люди думают, что дальние поездки сулят им только хлопоты, проблемы с багажом, непредвиденные траты и необходимость преодолевать языковые барьеры. Они не учитывают то буйство впечатлений и эмоций, которое посчастливится испытать путникам. Можно всю жизнь просидеть в четырех стенах, выбираясь лишь на дачный участок или в давно и хорошо знакомый отель. Но не обидно ли, учитывая то, как коротка жизнь и как мало мы успеваем увидеть?

Александр Брин провел в непрерывных разъездах треть сознательной жизни или даже больше. Но он не принадлежал к числу тех прирожденных искателей приключений, каким был Дмитрий Быков, который грезил о путешествиях с тех пор, как прочел романы Луи Буссенара и Майн Рида. Алекс был странником поневоле, если так можно выразиться. Он покинул дом в двадцатилетнем возрасте и больше туда надолго не возвращался. Что делать экстремалу в маленьком скучном городке, название которого никогда не появляется в сводках новостей и определенно не войдет в историю?

Тот давний поход в горы стал определяющим в судьбе Алекса. Они отправились на Кавказ вдесятером, а вернулись втроем. Семерых забрала снежная лавина. Среди них была невеста Алекса, Нилочка Мазуренко. Спасателям стоило больших трудов оттащить несостоявшегося жениха от белого погребального кургана, который он был готов раскапывать руками и даже зубами. Примерно на пятые сутки его немного отпустило, но сердце так и осталось холодным, обмороженным навеки. Уча людей выживать в опасных ситуациях и даже спасая их при случае, Алекс не испытывал к ним настоящей любви и сострадания. Это был его долг, его аскеза. Попытка искупить свою вину за то, что не отговорил Нилу от поездки и оставил ее одну, спустившись на лыжах первым.

Быкову, вероятно, польстило бы, узнай он, что стал первым человеком, вызвавшим у Александра Брина симпатию и что-то похожее на дружеское расположение. Но это было тайной, скрытой в глубине души Алекса. Как и потрясение, которое он испытал при виде Модести Блейс.

Киногерои и персонажи романов часто влюбляются в женщин, напоминающих утраченных ими любимых. Здесь же был прямо противоположный случай. Нилочка была спортивной блондинкой с белозубой улыбкой и постоянно загорелым лицом. Модести отличалась от нее, как ночь отличается от дневного света. Ее красота не предназначалась ни для кого конкретно и излучала холод, столь хорошо распознаваемый обледенелым сердцем Алекса. Может быть, им суждено оттаять вместе?

Мысль об этом была подобна предчувствию весны, которая непременно придет после самой долгой зимы. С той минуты, как Алекс увидел Модести, он чувствовал себя стоящим на пороге каких-то потрясающих перемен. Ощущение усиливалось тем, что впереди их ожидало опасное и, возможно, долгое путешествие, и не где-нибудь, а у побережья Южной Африки, где все будет впервые и вновь, где небо соединяется с землей, где дикие животные гуляют на воле, где сливаются воедино два океана, где до сих пор обитают дикари в набедренных повязках. Время там, как и тысячу лет назад, течет медленно, никуда не торопясь, давая возможность насладиться каждым мгновением.

Алекс думал об этом, когда, обдуваемый ветрами, стоял на скалистом мысе Доброй Надежды и смотрел туда, где напирали друг на друга два океана. Быков находился рядом, вглядываясь вдаль из-под ладони, приставленной козырьком ко лбу.

– Я читал, что можно разглядеть границу между океанами, – сказал он. – В них вода разного цвета.

– Быть такого не может, – возразил Алекс. – Сказочки из буклетов для туристов.

– А вот мы проверим, Саша. Так, по левую руку от нас Индийский, по правую руку – Атлантический. Значит, слева океан будет ярко-синим, а справа – голубовато-стальным.

– Лично я наблюдаю обратную картину.

– Это просто эффект освещения, – не сдавался Быков.

– Конечно, – пожал плечами Алекс. – Иначе и быть не может. Есть один мировой океан, и все его деления условны. Ты же не станешь искать отличия между волнами слева и справа?

Быков посмотрел на далекие гребни, на белоснежную пену внизу и сказал:

– Не буду.

Они стояли на смотровой площадке, увенчанной чем-то вроде белого мусульманского мавзолея, уменьшенного в десятки раз. Что ж, Быков ничуть не удивился бы, если бы на одном из окружающих базальтовых утесов возвели бы настоящий храм. Фонтаны соленых брызг, грохот волн, тугой напор ветра и очертания гор в сизой дымке – все это дышало первозданной мощью и простотой. Место словно специально было создано для раздумий о вечности.