Возвращение Мастера и Маргариты

Прогуливающий по утру в переулке двух гладких, рвущих поводки ротвейлеров господин из местных, тоже, кстати, весьма низкорослый и кривоногий, но не рыжий, заинтересовался возней за забором завалящего флигелька. Он прильнул к щели и не мог оторваться, хотя обе собаки, рыча и ероша по хребту шерсть, тянули хозяина прочь. Неудивительно. У подъезда развалюхи, чудесно преобразившейся в холеный особняк, на стремянке стоял жирный рыжий кот, едва ли не больше ротвейлера. В лапе он держал молоток, приколачивая золоченую табличку. Крупные гвозди с рубиновыми шляпками легко входили в стену, хотя грохота слышно не было, словно молоток ватный. Рядом стояли двое. Один в мундире с эполетами, по–видимому, швейцар, другой – с бантом под острой бородкой и в пенсне, – несомненно иностранец из "голубых". Оба обсуждали появившиеся на табличке, как на экране компьютера слова: "Филиал международного гуманитарного фонда защиты старины и исторического прогресса. Холдинговый центр MWM".

– Что за едреня–феня такая? – вопросил "голубой" на чистейшем русском.

– У них так принято. Если фонд – значит, воруют. Чем непонятней название, тем больше воруют.

– На фик нам такая захреначина? – резонно, тоже по–русски заметил швейцар.

– А к чему выделяться? У вас, господа, страсть выпендриться. Вот я не сибирский, не ангорский и, заметьте, даже не вислоухий британец. Короткошерстный, американский экзот… Так себе… скромняга.

– А рожа! – хмыкнул швейцар. – Щеки из–за спины видать, нос плюшкой розовый, шерсть какая–то желтая… Ну прямо – свинья в апельсинах!

– Будь по вашему, – согласился кот, пропустив грубость. И смахнул лапой "защиту старины и исторического прогресса".

Глава 25

– Не разберу, – сказал Лион утром, складывая прочитанные листки. Николай Игнатьевич кем тебе приходится?

– Прадед… Читал что ли? – Максим поднялся и отобрал у Лиона рукопись. – Это же из середины!

– Ничего. Я врубился… Ждал, пока ты проснешься… Мне, пожалуй, восвояси пора.

– И не мечтай! Такой дичайший случай выпал: неудавшийся монах послан к неудачливому мафиози, чтобы вывести его на чистую воду.

– Чтобы прояснить все до конца! – Лион приосанился и погляделся на себя в треснутое буфетное стекло. – Гарний хлопчик этот православный иудей Ласкер. Позавтракаем и айда кострище растаскивать.

– А вечером банька. Тебя, ирод, стричь пора, словно баран оброс.

…Вечером после бани, одетый в чистый пуловер Максима, Лион сидел за кухонным столом над кружкой грога, приготовленного на основе малиновой наливки. Медная шевелюра Ласкера была аккуратно зачесана назад, деревенская борода подстрижена до интеллигентных размеров, выпуклые глаза пытливо блестели.

– Можно приступить к даче показаний, товарищ начальник? – осведомился Максим, тоже взбодрившийся и разрумянившийся после баньки и чая с малиной. – Тогда слушай, Ласик историю моего преступного прошлого. Устроился я значит в самое затрапезное КБ инженером и постарался занять себя мыслями о просьбе отца. Копался в архивах вокруг Храма и Дома, погрузился в проблематику по уши. А тут КБ мой ахнулся вместе с заводом в результате общественных перемен. Целый год я сидел дома, писал, пытался даже пристроить в прессу свои рассказы. Не очень, знаешь ли, получалось. И вот однажды позвонил мне знаешь кто? – Амперс – наш институтский капитан "веселых и находчивых".

– Он теперь крутой шоу–мен стал. Куда не кинь – Гена Амперс. И продюссер, и автор проекта, и режиссер.

– И поступило мне от Геннадия Феликсовича интереснейшее предложение. "Старик, – сказал он, – слышал, ты офигенную книгу сбацал. Сталинские дела, Храм, то да се. Тут мужик один, мой, собственно, компаньон, этими проблемами здорово интересуется. Человек серьезный, денежный. Тебе ведь делом заняться надо…"

Пришел, глянул на мой свитерок собачий жалостливо так, обстановку гостиной оценил и все просек… Занимали мы с бабушкой, как ты помнишь, две комнаты в большой арбатской коммуналке. Эх, отличное было жилье! И вещи такие удобные, сделанные на века А еще множество мелочей, из бывшей жизни: шкатулки, рамочки, вазочки, графины, подсвечники всякие. Варюша потихоньку продавать носила, да еще шарфики, что вязала соседка Дина. Внука–то подкормить надо.

– Ё-моё! Вот ведь только сейчас сообразил, что Варвара Николаевна та самая дочка Жостова – певунья в кудряшках! Я ж помню ее другой. Строгая была дама.