Читаем Возвращение на Голгофу полностью

— Как и прежде… Собираются в кафе «Бродячая собака», пока все в Петербурге. Только мы с Бенедиктом Лифшицем уже в войсках. Николай Гумилев с братом Дмитрием собирались записаться в вольноопределяющиеся. Может, где и встретимся. Встретились же мы совершенно случайно на Невском. Мы с Бенедиктом шли уже с вещмешками на сборный, а Чуковский и Мандельштам прогуливались по проспекту. Мы даже сфотографировались на память.

— Что-нибудь пишешь в последнее время?

— Пытаюсь писать, да некогда. Столько событий, такое напряжение, что и не осознать, и в стихи не переплавить. Да и как писать о войне, пока не знаю. Тут как-то по-особому надо… Но обязательно напишу.

За беседой время пролетело быстро. Спохватившись, братья отправились в госпиталь за Верой. На этот раз они вышли на рыночную площадь с другой стороны и шли к госпиталю мимо городского театрика. Вера уже освободилась, и братья совсем недолго ждали ее в школьном скверике. Она появилась стремительная, тоненькая, в форме сестры милосердия. Восхищенный Юрий, не отрываясь, смотрел на юную женщину, забыв и о брате, и обо всех своих заботах. Николай официально представил Веру брату. Тот церемонно поцеловал ей руку, и они, непринуждённо разговаривая, двинулись к фотоателье. Юра азартно рассказывал про учебу в Петербургском университете, про то, что среди студентов появилось много девушек, и это сильно изменило студенческую жизнь. Вера мечтала поступить на медицинский факультет университета, упорно двигалась к своей цели, и её очень интересовали эти рассказы. Вскоре они вошли в ателье, где их ждали. Офицеры поправили форму перед большим зеркалом, а вот сестра милосердия, вопреки ожиданиям, лишь мельком взглянула на себя в зеркало. Фотограф принес красивый стул, похожий на трон, усадил Веру; Николай и Юрий встали сзади. Пока настраивали камеру, братья шутили и смеялись, но Вера оставалась задумчивой и серьезной.

— Знаете, сегодня на моих руках умерли два офицера, ваши ровесники… Большая потеря крови. Мы ничего не смогли сделать. Все сестры плакали… — Неожиданно и как-то совсем не к месту сказала она.

— Не отчаивайся, Верочка. Вы делаете то, что должно, и это главное. У каждого свой долг, ваш — лечить и сохранять жизни. — Николай бережно положил руки на плечи Веры.

Наконец фотограф закончил возню с аппаратом, настроил объектив и театрально воскликнул:

— Улыбнитесь, сейчас вылетит птичка! — Вспышка осветила комнату в тот момент, когда Вера, склонив голову к плечу, прижалась щекой к руке Орловцева.

Николай оплатил работу, аккуратно положил квитанцию во внутренний карман кителя. Провожая гостей, хозяин любезно раскланивался с офицерами и просил зайти за фотопортретом через три дня к обеду. А они уже сбегали по ступенькам на тротуар, запорошенный первыми опавшими каштановыми листьями, в отличие от фотографа, не придавая особого значения случившемуся.

Все-таки город был совсем небольшим. Они опять оказались на рыночной площади, где обошли кругом старую кирху и по крутой лестнице спустились к реке на каменный мост, высокой дугой перекинутый через реку. Николай и Вера остановились у перил моста, а Юрий перебежал на другой берег и спустился к воде. К берегу прибило два игрушечных кораблика, грубо выструганных из толстой коричневой древесной коры. Их бумажные паруса намокли, слиплись и больше не наполнялись ветром. Пока Юрий возился, пытаясь исправить такелаж корабликов, Вера и Николай стояли, обнявшись и глядя на струящуюся внизу воду. Орловцев достал из кармана несколько гладких коричневых каштанов, подобранных им на улице, и они с Верой бросали их в самые стремительные струи, пока Юра не крикнул снизу:

— У вас есть листок бумаги для паруса?

— Есть, сейчас принесу. — Ник достал из кармана листок и сбежал с моста к брату. Возиться с корабликами было любимым развлечением братьев на летних каникулах в селе Селижарово на Волге. Волга там только начинает свой великий путь, но всё равно это уже Волга, гораздо более полноводная, чем остальные местные речки. Минут пять они возились внизу, закрепляя бумажные паруса на корабликах. Наконец пустили их на воду. Течение подхватило суденышки, и они поплыли в сторону моста. Братья беззаботно смеялись и бросали в них с берега маленькие камушки. Камушки пролетали мимо. Вера взяла последний оставшийся у нее каштан и бросила в кораблик Юрия. От удара каштана в парус кораблик перевернулся и прекратил свое плавание, его тут же прибило к берегу. На мгновение веселье прекратилось, все как-то притихли. Но офицеры быстро поднялись на мост, подхватили Веру под руки, лихо сбежали с моста, затем взлетели вверх по крутой лестнице и снова оказались на площади города.

Когда они вернулись к госпиталю, был уже одиннадцатый час ночи. Юрий, прощаясь с Верой, обещал, что будет постоянным гостем в их с Ником доме, и надеется, что дом этот они устроят в Петербурге, хватит уже Нику скитаться по гарнизонам. Вера сначала смущалась, а затем, рассмеявшись, сказала:

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека исторической прозы

Остап Бондарчук
Остап Бондарчук

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Хата за околицей
Хата за околицей

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Осада Ченстохова
Осада Ченстохова

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.(Кордецкий).

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза
Два света
Два света

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.

Юзеф Игнаций Крашевский

Проза / Историческая проза

Похожие книги

10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
Крещение
Крещение

Роман известного советского писателя, лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ивана Ивановича Акулова (1922—1988) посвящен трагическим событиямпервого года Великой Отечественной войны. Два юных деревенских парня застигнуты врасплох начавшейся войной. Один из них, уже достигший призывного возраста, получает повестку в военкомат, хотя совсем не пылает желанием идти на фронт. Другой — активный комсомолец, невзирая на свои семнадцать лет, идет в ополчение добровольно.Ускоренные военные курсы, оборвавшаяся первая любовь — и взвод ополченцев с нашими героями оказывается на переднем краю надвигающейся германской армады. Испытание огнем покажет, кто есть кто…По роману в 2009 году был снят фильм «И была война», режиссер Алексей Феоктистов, в главных ролях: Анатолий Котенёв, Алексей Булдаков, Алексей Панин.

Василий Акимович Никифоров-Волгин , Иван Иванович Акулов , Макс Игнатов , Полина Викторовна Жеребцова

Короткие любовные романы / Проза / Историческая проза / Проза о войне / Русская классическая проза / Военная проза / Романы