Возвращение на Голгофу

Рита, прижавшись к Марку и вытянувшись в струнку, чтобы быть вровень, целовала его губы, глаза, лоб, шею, что-то шептала, жарко дыша ему в ухо. Наконец оторвалась, подняла с пола его шинель, повесила рядом со своей. За руку повела его, безропотно следовавшего за ней, к окну, усадила на стул у большого обеденного стола. На улице заметно стемнело, Рита задернула плотные шторы, зажгла фитиль керосиновой лампы, и теперь они сидели, прижавшись друг к другу, в желтоватом, мерцающем, будто живом свете. При каждом движении Рита царапалась — задевала ордена, которые Марк, собираясь в поездку, навинтил на китель. Она расстегнула его китель и прижалась щекой к свежей офицерской рубашке. Марк задохнулся, сгреб Риту в охапку, легко встал, сделал несколько шагов в глубину комнаты и бережно опустил её на большую кровать, стоявшую вплотную к стене. Жаркий, сладкий вихрь закружил и понёс их…

Марк вынырнул из него, когда бледный свет ноябрьского утра уже просочился в щель меж стеной и шторой. Рита, прижавшись губами к его уху, что-то беззвучно шептала ему. Разобрать он ничего не мог, отстранялся от неё, но она закрывала глаза, снова настойчиво прижималась к уху и шевелила губами, бесконечно повторяя одно и то же. Наконец ему удалось заставить ее сказать вслух.

— У нас будет ребенок, в мае у нас родится сын или дочь. Представляешь, тогда, наверно, и война уже закончится. — Он ничего не мог ответить, только гладил её лицо и волосы. Его горло перехватило судорогой, и в этом возбуждении слились одновременно и страсть, и радость рождения, и победный конец войны. Конец войны, каким он может быть для него? Конец бесконечной цепи смертей, которые когда-то должны закончиться. И закончиться — только рождением. И это показалось Марку единственно возможным и таким естественным завершением кровавых лет.

Рите надо было спешить на дежурство. Они вместе заправили постель и теперь завтракали, сидя вдвоем за столом, так по-домашнему, как это только и могло быть до войны. Марк вдруг понял, что после завершения войны это ощущение семейной близости, отцовства станут главными в его жизни. Именно это придёт на смену высшему, но страшному смыслу его сегодняшней жизни на фронте.

Он подвез Риту к госпиталю, и она упорхнула из его рук в свою беспокойную госпитальную жизнь. Ефим с водителями уже прогуливались у входа в штаб, поджидая комбата. Вскоре подошел мрачный и раздраженный новенький лейтенант, за все время поездки не проронивший ни слова. Оставалось дождаться командира полка.

Совещание затянулось, они успели выкурить не по одной самокрутке. Наконец Батя вышел из штаба. Обе машины стояли уже на ходу, ждали его. Из любопытства он решил обратно ехать на «Хорьхе». Тронулись в четвёртом часу. Из города выехали быстро, торопились, пока не начало смеркаться. Чтобы сократить обратную дорогу, поехали через Эндцунен и Баллупенен. Машины петляли между холмов, вокруг кружились поля, вдалеке на юге синел большой лес.

Дорога огибала высокий холм, прижимаясь к нему вплотную. Перед крутым поворотом машины замедлили ход, и в этот момент с холма ударило несколько автоматов. Огонь велся прицельно сразу по обеим машинам. «Виллис», шедший первым, ткнулся в кювет и медленно сполз вниз по склону. «Хорьх» сначала газанул, пытаясь уйти от обстрела, но, едва набрав скорость, тоже съехал в кювет и перевернулся рядом с «Виллисом». К счастью, обе машины вырвались из сектора обстрела. Так что люди смогли выбраться из машин и укрыться за ними. Из засады продолжали стрелять, пули цепляли кузова машин, но людей, прижавшихся к земле, не доставали. Бате сильно придавило ногу, и передвигаться он не мог. Новенького лейтенанта тоже ранили, пуля сначала пробила бутыль с водой, рядом с которой он сидел, и затем вошла ему в правый бок. Вода из разбитой бутыли окатила офицера с ног до головы. Весь мокрый, он лежал в салоне «Хорьха» и не мог самостоятельно выбраться. Матвеев, раненный в плечо, выполз из салона и укрылся за машиной, зажимая рану, чтобы не истечь кровью. Капитан не пострадал и теперь лихорадочно пытался разобраться в обстановке:

— В засаду попали. Сейчас они прощупают ситуацию, выдвинутся на другую позицию и посекут нас из своих «шмайсеров». Надо их отпугнуть.

— Что делать, Марк? Командуй! — Ефим понимал, что медлить нельзя ни секунды.

— Некем командовать. Ты, да я, да мы с тобой. Бери два автомата, беги вот по той канаве за поворот. Там перейдешь дорогу и сзади скрытно поднимешься на холм. Как только увидишь немцев — стреляй! Только близко не подходи. Чтобы они не поняли, что ты один. Бей длинными очередями, постоянно меняй позиции. А я отсюда с Нефёдовым буду отстреливаться из пулемета и автоматов. Беги быстрей, пока они не подтянулись к нам. А то перестреляют, как уток на пруду.