Возвращение на Голгофу

Вскоре Ефим уже входил в дом, где они квартировали с Колькой и Иосифом. В темноте коридора нащупал ручку двери, шагнул в комнату, скудно освещённую жирным светом от фитиля самодельной коптилки. В комнате было тепло, и в печке ещё трещали дрова. Народу прибавилось, в углу на нарах, набросав на доски собранные по дому тряпки, устроились два батарейца. Петруха Тихий — заряжающий, с огромными, тяжеленными руками, почти оглохший после тяжёлой контузии, уже спал. С краю сидел и о чем-то говорил с Колькой Гриша Абрамов — странный парень, маявшийся по расчётам батареи, пока не прибился к ним месяц назад. Щуплый, небольшого росточка, подвижный как ртуть и выносливый, он ни в какую не хотел притрагиваться ни к оружию, ни к снарядам, переносил их только в ящиках, постоянно молился и толковал, что его вера не позволяет прикасаться к орудиям убийства. В другом месте его давно бы затуркали или арестовали, но возле Кольки и Иосифа он всё-таки мог выжить. Когда он в первый раз отказался перетаскивать снаряды, все обозлились и едва не поколотили его. Но Колька спокойно рассудил, что теперь им будет легче, у них появился большой специалист по копке окопов и укрытий. И правда, никто в полку не мог так мастерски и выносливо орудовать лопатой, как рядовой Абрамов. Ну, а дергать за шнур по команде «выстрел» или стрелять из винтовки для артиллериста на войне не главное. Главное — окапываться.

Ефима стали расспрашивать о поездке. Он подробно рассказал о городе, медсёстрах и дороге, но о засаде, в которую они попали, молчал. По котелкам собрали остатки каши, вся она досталась Ефиму, вместе попили кипятку, настоянного на смородиновых листьях. Он еще хотел поговорить с Колькой, но усталость опрокинула его в тяжёлую дрёму, сквозь которую он слышал бесконечный разговор Кольки и Абрамова.

— Гриша, а как ты в своей деревне вдруг стал баптистом? — с подковыркой спрашивал Николай. На что Абрамов совершенно серьёзно отвечал:

— Православные мы, но священников наших забрали, церковь поломали, а молиться-то нам надо. А баптистам ни церкви большой, ни икон не надо, вот и стали молиться да Евангелие читать по домам. Без Бога же нам никак нельзя.

— Ну а чем ваш баптистский Бог отличается от нашего православного?

— Ничем не отличается. Бог-то — он один, — уверенно отвечал Григорий.

— Тогда, может, он добрей, чем наш православный?

Здесь Абрамов основательно задумался.

— Нет, не добрей. Бог он и есть Бог. Через два года батьку нашего и дядьку с соседом арестовали и свезли в район. Били, требовали от Бога отречься. Батька с дядькой не отреклись, их и порешили. И Бог не спас. Сиротами нас четверо у мамки осталось. А сосед наш, так он через два месяца вернулся домой, только больше Евангелие уже не читал.

— Гриша, а в чём смысл твоего отказа стрелять? Не ты, так другой стрельнет… Война и не заметит отсутствие бойца Абрамова.

— Душа моя спасётся, вот в чём смысл для меня, спасение души. Что не совершу я греха смертного. А для других, может, и ничего не значит. А может, и значит. Ведь если бы и ты, и он, и они на той стороне отказались стрелять, то и война остановилась бы. Может, когда так и будет, войну объявят, а никто на неё не явится, оружие в руки не возьмёт. И не будет войны. А так вы — пушечное мясо войны, вы личный состав, в котором и личного-то ничего нет. Вы пешки мелкие… Записали вас, следом списали, и снова новых записали, и снова списали. И кто те списанные, кроме Бога, и не узнает никто.

Рассуждения эти заставили Кольку тяжело задуматься. Он интуитивно понимал их глубину, но и согласиться с тем, что ни от кого из них ничего не зависит, не мог. Зависит, не может не зависеть, всё идет от людей. И доброе и злое, и Бог действует через людей, посылая тех, кто способен спасти в самые отчаянные ситуации. Спасают страну, армию, полк, своего товарища — солдата или безвинную, беззащитную лошадь. Спасает только человек.

В этот момент раздался грохот. Это смертельно уставший Ефим задремал, опрокинул табуретку, сполз на пол и лежал теперь у самой печки. Колька с Абрамовым перетащили его на нары, где он, так и не раздевшись, проспал до утра.

— 12 — Начало сентября 1914 года