Возвращение на Голгофу

Матвеев лихо подкатил к крыльцу дома, где уже ждал комбат. Улыбающийся, весь наглаженный и надушенный одеколоном, Марк устроился на сиденье рядом с водителем. «Хорьх» помчался к Толльминкеменскому вокзалу в полковой штаб. Там уже их ждал «Виллис» командира полка. Ефим пересел в «Виллис», тут же из дома вышел полковник. В «Хорьх» еще посадили взъерошенного лейтенанта, только что прибывшего накануне из 50-й армии в полк. Его зачем-то вызывали в особый отдел.

Первым, мягко шурша шинами, шел «Хорьх», за ним, метрах в сорока, трясся «Виллис». Комбат достал карту (кому, как не артиллеристу, ориентироваться на местности) и обсуждал с Матвеевым маршрут поездки. Решили ехать через Шлоссбах, получался порядочный крюк, зато маршрут известен и подальше от переднего края. Дорога была пустынной, военных колонн, тормозящих движение, не видно. Дважды машины останавливали на постах для проверки документов, но ненадолго. Через два часа артиллеристы уже въезжали в Шталлупенен с юга, мимо железнодорожного вокзала.

Взяли город только 25 октября, почти неделя артиллерийской подготовки и решительный штурм сделали свое дело, целых зданий в городе почти не осталось. Но дороги для проезда уже были расчищены. Комендатура находилась в центре, куда вели основные городские улицы. Там комбат уточнил, где расположились армейский госпиталь и штаб командующего артиллерией фронта. Машины сначала подъехали к штабу, где планировалось совещание. Здесь и договорились встретиться на следующий день в три часа дня. Комбат с Матвеевым на «Хорьхе» двинулись в госпиталь на окраину города в сторону выезда на Эйдкунен. Батя пошел к артиллеристам готовиться к совещанию, остальные отправились искать постой поблизости от штаба. Делом это оказалось непростым. Несмотря на то что большая часть подразделений штаба фронта ещё оставалась в Кибартае, войска заполнили город под завязку. Заняты были не только уцелевшие дома, но и частично разрушенные. Умельцы забивали досками дыры в стенах, в потолке, крепили навесы и размещались среди почерневших от копоти стен. Местных жителей ни в домах, ни на улице не было, разбежались еще до штурма, а оставшихся выселили, чтобы не мешали работе штаба фронта. Ребята с час без толку мыкались по городу, ничего путного не нашли и отправились вслед за комбатом в госпиталь, надеясь, что там их пристроят на ночёвку. Комбата нашли дремавшим в машине у входа в большое, двухэтажное здание, где расположились медики. Матвеев тоже спал, примостившись на заднем сиденье. Рита должна была вот-вот смениться с дежурства, и комбат с нетерпением дожидался ее. Ефим, понимая, что их появление здесь совершенно не к месту, виновато попросил:

— Марк, может, Рита договорится в госпитале, чтобы нас на ночь здесь оставили? В городе не пристроиться.

— Не торчите возле машины, садитесь на заднее сиденье, — раздраженно буркнул капитан. — Свалились вы на мою голову. Я надеялся и Матвеева к вам отправить, а вы сами ко мне заявились…

Комбат недовольно ворчал, переживая, как бы этот «хвост» не испортил ему свидание. Минут через пятнадцать из здания вышла Рита. Она выглядела настоящей красавицей в подогнанной по фигуре офицерской шинели с погонами лейтенанта, в зимней офицерской шапке, кокетливо сидящей на ее голове. Только грубоватые, тяжелые сапоги на стройных ногах подтверждали, что дело происходит вблизи линии фронта, а не в армейском танцевальном ансамбле. Вся она светилась радостью от предстоящей встречи с Марком. Комбат вышел из машины, обнял Риту, что-то прошептал ей на ухо.

— Не волнуйся, сейчас всё решим, — уже убегая в госпиталь, прокричала Рита. Вскоре она вернулась с пожилым старшиной, который забрал солдат и повел их во двор.

Марк усадил Риту на переднее сиденье, завел машину, и они поехали к дому, где в раздельных комнатах на первом этаже устроилась Рита вдвоем с подругой — хирургом того же госпиталя. Ехать было совсем недалеко. Машину они поставили на заднем дворе и вошли в дом. Подруга как раз сменила Риту на дежурстве, и до утра комнаты оставались в их безраздельном распоряжении. Марк помог Рите снять шинель, скинул свою, но повесить её не успел, нежные руки обвили его шею… И дальше офицер уже не замечал ни времени, ни холода в нетопленой комнате, ни бесконечного рева грузовиков со снарядами, спешащих на позиции.